Еще был обритый наголо парень, тоже с пакетом-опознавателем, который слонялся по залу и явно чувствовал себя неуютно. На нем были дырявые джинсы, футболка и тяжелые ботинки. Кольцо в ухе. На него наскочили журналисты. Азартные тетки. Тыкали ему в лицо микрофоном.
– О! Стиль – гранж!
– Чего? Я просто вторые джинсы вчера грязью заляпал…
– А о чем ваша повесть?
– Все о том же. Любовь, ненависть, жизнь, смерть, дружба, предательство…
– Какие проблемы волнуют современного автора?
– Семейные.
– Насколько автобиографичные ваши произведения?
– Я автобиографий не пишу.
– А ради чего вы пишете?
– Ради денег, – сказал парень и, круто развернувшись, пошел к барной стойке.
Я наполнил стопку. Парень протянул руку.
…Стопку утащила прямо из-под носа чья-то другая рука.
– Блядство, – пробормотал парень.
Я повернул голову. Водку уносил в неизвестном направлении какой-то известный режиссер. Не помню фамилии. Он носил сразу двое очков: на глазах и на лбу. Наверное, у него очень плохо со зрением.
Я наполнил другую. Парень того заслуживал.
Улучив момент (когда алкоголь и закуски почти иссякли и народ стал расходиться), я выбрался подышать декабрьским воздухом на крыльцо театра. Напарник справлялся.
– Привет, – обратился ко мне стройный мальчик с растрепанной челкой и в узких штанишках. – Дай закурить!
– Не курю.
– Жаль… меня Саша зовут.
– Ты гей, что ли? – довольно грубо спросил я.
– А что, – испугался мальчик, – так заметно?
– Заметно.
Рядом группа изрядно датых прогрессивных авторов утешала плачущую девушку-писательницу, которой, видимо, не слишком повезло в конкурсе. Выведывали номер телефона, поили вином и норовили успокоительно погладить ниже спины.
Девушка явно была не в себе. Всхлипывала:
– Да я… да они там все…
– Как считаешь, вот это ей сейчас нужно? – спросил у меня Саша.
Я покачал головой.
– И я того же мнения, – сказал он и, бесцеремонно растолкав прогрессивную группу, заголосил: – Дорогая-милая, мы с тобой щас идем в туалет, да? – Девушка не возражала. – Расступитесь, молодые люди, нечего глазеть! – заключил Саша и поволок ее в традиционное женское укрытие.
Маневр удался. Я подумал, что Саша – хороший человек и ничего что гей.
Главное, что не пидарас…
А на следующий день я получил расчет и решил поехать домой, навестить родителей. Москва меня уже порядком заколебала.
У входа в метро отирались Шарики в ожидании куска «особой краковской». Бродили страшные бомжи. Висели красочные оптимистичные плакаты.
