— Не совсем согласен, — выслушав меня, сказал Захар Николаевич. — Труд мы свой не ценим, не вещи…
Не успел Захар Николаевич закончить свою мысль, к нам вышла Зина. Она была одета в синюю юбку и светленькую с голубыми цветочками кофточку, волосы повязаны новой косынкой в горошек.
— Ну здравствуйте, — подала она руку Захару Николаевичу и мне.
Зина круглолица, с четким рисунком бровей: зубы у нее необыкновенной белизны. Русская красавица!
А она уже садилась в машину — за руль — и ждала, когда устроимся мы: просто так тратить время, лясы точить, она, видимо, не умела и не привыкла.
Ужинали в горнице за круглым столом. Зина угощала нас свежим медом (она еще и пчел держит), салатом из молоденьких огурцов-опупков, салом, творогом с молоком, ну и магазинской сайрой.
Захар Николаевич достал из рюкзака подарок — набор рюмок.
— Ой, какие маленькие! — удивилась обрадованная Зина. — А можно в них настоечки налить?
Протерла рюмки полотенцем, наполнила.
Поднесла и свекрови.
Бабка, полагал я, сейчас начнет отказываться, а она сухонькой дрожащей рукой подняла рюмку, чокнулась с нами и медленно выпила. Закуску она себе заранее не приготовила и теперь искала глазами, что бы взять со стола. Схватила колечко огурца, пососала его беззубым ртом.
— Мать у нас держится молодцом! — похвалила ее Зина, накладывая ей в тарелку сайры. — Уговаривал ее старший сын к нему жить перейти — отказалась. Говорит: в твоем городе я на второй день без работы помру.
Бабка ела молча, довольная, что о ней так лестно отзываются. И, скромничая, отмахнулась от Зининых слов:
— Не болтай лишнего-то.
Толик, выпив пол-литровую кружку парного молока, извинился и заторопился на танцы.
Мы с Захаром Николаевичем тоже закончили ужин молоком и пошли отдыхать. А место для ночлега мы выбрали необычное — палатку, стоявшую в небольшом садике. Обычно тут ночевал Толик, но мы упросили его на одну ночь уступить ее нам.
Захар Николаевич, почти с головой укрывшись ватным одеялом, вскоре запосапывал.
А мне не спалось. Я вообще после усталости не могу быстро уснуть. А тут еще — новое место. Ночь вокруг. Темная башкирская ночь. Чуткую тишину изредка нарушали взбрехи собак. А так — больше ни одного звука.
Я осторожно, чтобы не зацепить Захара Николаевича, вылез из палатки. Поднял голову — надо мной кружились хоры звезд.
Пахло июльскими травами.
И ни капли я не ощущал себя в неведомой доселе деревне Малое Ахуново чужим. Все: и здешнее голубое небо, и крупные звезды, и ароматные запахи, и даже эти собаки — было мне знакомо, казалось, с самого рождения. И стоял я вроде бы сейчас не посреди Евразии, а в тихой своей деревне, в саду милого дяди Федора Кирилловича, где полно груш и вкусных курских яблок.
