Раздался еще один залп "катюш". Столбы пламени покрыли немецкий передний край. Когда снова стало видно, Акимов заметил бегущих назад немцев.
- Бегут, - сказал Майборода. И добавил: - Зер гут.
В землянке и в щели все закурили, зашептались, заметно оживились.
Мимо пронесли раненых. Они тихо стонали. Трое других раненых медленно и спокойно, не прячась, словно уже полученные раны предохраняли их от пуль, шли по поверхности земли.
Акимов, разъяренный, высунул голову из землянки и крикнул:
- Марш в укрытие, черти!
Те смиренно спустились вниз и уселись в щели неподалеку от НП.
Вслед за первой последовала вторая немецкая контратака, на этот раз при поддержке трех танков, которые тоже будто нехотя скатывались зигзагами вниз, туда, где засели наши. Тут же, как назло, снова порвалась связь.
- Орешкин, - сказал Акимов. - Иди к Погосяну.
- Лейтенант Погосян убит, - сказал рядом один из тех трех раненых, которых Акимов заставил спуститься в щель. Он курил махорку.
- Да? - сказал Акимов и, помолчав, добавил: - Орешкин, примешь командование первой ротой.
Не отрывая глаз от стереотрубы, он взял телефонную трубку и сказал:
- Лилия, слышишь? Дай бронебойными по танкам. Слышишь?
Акимова вызвал к рации командир дивизии.
- Удерживаем первую траншею, - доложил Акимов, - но противник напирает.
Командир дивизии спросил про левый фланг.
- Отстала Фиалка, - сказал Акимов. - Туда пошел Ремизов. Выправим положение. Прошу огня по деревне, там противник снова накапливается для контратаки.
Наконец позвонил Ремизов.
- Мы пошли, - сказал он. - Сделали два прохода. Дайте огня по роще квадратной. Там два пулемета.
Огонь был дан немедленно, и Ремизов, не отходя от трубки, твердил все более восторженно:
- Очень хорошо. Как хорошо! Как точно! Прямое попадание в немецкий дзот. Какая точность! Какие мастера! Спасибо им. Мы двинулись.
Акимов и сам видел, как солдаты второй роты, ободренные точной работой артиллеристов, во весь рост бросились вперед. Вскоре прибежал связной, сообщивший, что вторая рота ворвалась во вражескую траншею и вступила там в рукопашный бой.
Когда Акимов доложил об этом командиру полка, Головин сказал:
- Высылаю к тебе взвод из моего резерва. Можешь ввести его в бой по твоему усмотрению. - После некоторого молчания Головин спросил: Удержишься в немецкой траншее?
- Удержусь, - сказал Акимов.
Положив трубку, он впервые подумал о Погосяне. Погосян любил покушать и выпить. Женщин он тоже любил. При виде женщины его глаза так и разгорались, причем ему было безразлично - красивая она или некрасивая, молодая или пожилая. Он любил их как-то бескорыстно, как любят произведения искусства. "Тот, кто их выдумал, - говорил он, улыбаясь при этом вовсе не цинично, а даже скорее стыдливо, - был неглупый человек..." И покушать же он умел, бедняга Погосян! Полная противоположность Ремизову.
