Я спускалась со ступеней, всерьез подыскивая альтернативу слову «кончать». И это у меня слабо получалось.
— Доброе утро, Машенька! — неожиданно прозвучало откуда-то снизу.
— Доброе утро Антон! — автоматически ответила я. — Но где вы? Я вас не вижу.
— Идите сюда, — сказал Антон и вышел из-за мольберта.
На нем была какая-то немыслимая рубаха и такие же штаны, все перепачканные разноцветными красками.
— Не обращайте на мой внешний вид внимания, — извинился Антон, — это моя рабочая роба. Я не думал, что вы так рано встанете, и решил поработать.
— Можно мне посмотреть? — спросила я.
— Можно, только тут все еще неясно, я сам не знаю, что получится.
Перед Антоном стоял огромный загрунтованный холст с какими-то красными и лиловыми пятнами, разбросанными по всей его поверхности. Присмотревшись, я поняла, что вижу перед собой роскошный сиреневый букет. Почти такой же букет, но гораздо более блеклый, стоял недалеко от холста в сером цинковом ведре. На столике рядом с Антоном возвышался большой синий таз, доверху заваленный разноцветными тюбиками. А на краю стола лежала огромная прямоугольная палитра, на которой большими жирными кучами громоздились краски.
— Как красиво! — ахнула я.
— Правда? — Антон был доволен. — Но лучше отойти подальше и чуть правее, там лучше падает свет.
Я встала в то место, которое мне указал Антон, и снова стала разглядывать картину. Она явно была не закончена. Но в этом была ее особая прелесть. Тяжелые спелые гроздья сирени напоминали на полотне виноград. Мазки плотные, четкие, крупные. Все мощно, яростно, энергично и как-то отчетливо по-мужски.
Я молча смотрела на картину, Антон так же молча возился с красками. Я перевела взгляд на противоположную стену и принялась изучать другие холсты, которые не успела как следует увидеть вчера.
Всюду была весна. Знакомые подмосковные пейзажи поражали несвойственным им буйством красок. Сиреневый снег, фиолетовые ели, оранжевый ручей. Март яркостью красок напоминал венецианский маскарад, а апрель перемещался на карнавал в Бразилию. Все пело, плясало, кричало и упивалось жизнью и любовью.
— Я скоро закончу, и будем пить чай, — сказал Антон, орошая палитру водой из брызгалки.
— А который час? — спохватилась я. — Может быть, разбудить Никиту?
— Рано еще, пусть поспит, — ответил Антон. — Я, Машенька, счастливый, часов не наблюдаю и их в доме не держу. Но мой многолетний опыт мне подсказывает, что нет еще и семи.
— Что вы говорите? — удивилась я. — А мне казалось, что сейчас не меньше десяти. Я в городе в выходные никогда раньше десяти не встаю.
