Из спальни, припадая на одну ногу, осторожно вышла Юлька и изумленно на нас уставилась.
— А чёй-то вы тут делаете? — полюбопытствовала она.
— Кофе пьем, — закатывалась я.
— Я вижу, — спокойно ответила она.
— Кофе хочешь? — спросил Никита.
— Хочу, — сказала Юлька, натягивая себе на колени мою старую ночную рубашку. — Это ничего, что я голая?
— Очень даже кстати, — распростер объятья Никита.
— Эй-эй, поосторожней! — снизу предостерегла его я.
— Ладно, — буркнула Юлька, высвобождаясь из Никитиных объятий. — Давайте лучше я за вами поухаживаю, а то вы совсем уже того.
Она покрутила пальцем у виска и взялась хозяйничать у плиты, пока мы с Никитой потихоньку приходили в себя.
Он встал с пола и помог подняться мне. Мы сели за стол и стали молча смотреть друг на друга. «Ну, как ты?» — спрашивали его глаза. «А как ты?» — спрашивали мои.
Юлька разлила кофе по чашкам и присоединилась к нам.
— Девчонки! — спохватился Никита. — Что я вам скажу!
— Что? — хором вскричали мы.
— У меня такое горе, такое горе, — произнес тихим голосом Никита и опустил голову.
— Что случилось, какое горе? — испугалась я.
Никита встал, лицо его посуровело и сделалось скорбным.
— Вчера при невыясненных обстоятельствах после долгой и продолжительной халявы на первом году жизни в своем собственном одноместном аквариуме скончалась моя единственная и неповторимая рыба по прозвищу Маня. Прошу всех почтить ее память вставанием.
Мы с Юлькой переглянулись понимающе и помрачнели.
Никита, почувствовав, что ляпнул что-то не по делу, удивленно и растерянно за нами наблюдал.
Юлька первая прервала молчание:
— А что, Мань, сон-то в руку!
— Точно, Юль, в руку, — подтвердила я и, помолчав немного, добавила: — Только этот сон не про меня.
— А я что говорю! — обрадовалась Юлька.
— О чем вы это, девочки? — поинтересовался Никита.
Но мы не стали ему ничего объяснять.
