— Ага. Собрать вещи.
— Все-таки уходишь? Жаль, мне будет тебя не хватать.
— Не я ухожу, меня уходят.
— Не говори глупостей! Ты уже полчаса уволена, и что я слышу?
Мастер замолчал.
И без того молчания было слышно — цех продолжает работать.
Тяжело ухала паровая машина, за стеной свистел промышленный вал, который шел от нее через весь цех.
Через ремни и муфты он крутил каждый станок в этом цеху. Станки, к слову, тоже изрядно шумели…
— Ничего особенного я не слышу. А что слышишь ты?
— А то, что цех продолжает работать. Если бы ты не хотела уходить, сейчас бы стало все. Где-то в шестерни бы попала стружка, где-то кто-то насыпал бы в масло пыли. Почему этого не произошло? Или, может быть, завод рассыплется в прах как только ты выйдешь за ворота? Может, мне самому следует паковать вещи?
Ольга остановилась возле работающего сейчас огромного станка.
На нем работал такой себе Вовка Шредер. С такой фамилией ему не надо было никаких кличек.
Главной целью его жизни было выспаться. Хотя надо признать, упорства ему было не занимать, например, говорили, что он может прокопать траншею даже в котельном железе.
Сейчас Шредер растачивал вагонное колесо. Рядышком лежало еще несколько заготовок…
— Что ты видишь? — спросила Ольга.
Мастер пожал плечами.
— Станок, рабочий, колеса…
— Как ты думаешь, что будет завтра с этими колесами?
— Здесь же будут лежать.
Ольга кивнула:
— Ну да. И завтра, и послезавтра. Может даже, не в этом году. Но придет день, и они выкатятся с завода. Увидят мир, намотают тысячи верст, сотни тысяч.
— Они ничего не увидят. У них нет глаз. Это довольно характерно для вагонных колес.
Ольга посмотрела на Игоря печально и с укоризной.
— Я же образно… Я хочу уйти вслед за колесами. Посмотреть на тот мир, за который воюют наши бронепоезда…
— Воевать за мир невозможно. Бронепоезда несут войну.
— Ну вот, снова ты за свое…
Дошли до кабинета Ольги. Он был оборудован в комнатушке, где маляры хранили свои бочки с краской. Маляров здесь не было уже года три, равно как и краски, но запах ее остался.
И еще — в этой комнатушке не было ни одного окна. Только небольшое отверстие для вентиляции, кое из-за холодов обычно было забито паклей. Да и что толку с такой вентиляцией — отверстие все равно выходило в пыльный, пропахший маслом, краской и горящей стружкой цех.
Ольга села за единственный в комнате стол, стала выдвигать ящики один за другим, перебирать содержимое. Большая часть содержимого возвращалась назад, но что-то, в основном записные книжки, откладывалось на стол.
