- А когда вы думаете начать самое-то дело?
Барабан посмеялся про себя и посмотрел на Пинету с иронией:
- Оставьте эти пустяки, инженер. О чем вы спрашиваете меня? Мы же не дети, честное слово! Мы же организаторы. Лучше скажите мне, сколько дней вам нужно на подработку?
Пинета задумался.
- Мне нужно дней 5 - 6, - ответил он и подумал: чорт возьми, это что же я делаю! - и тотчас ответил себе - все равно, не умирать же с голода.
- Но мне необходимо знать, - продолжал он, - во-первых, расположение электрической сети госбанка, во-вторых...
- Отлично, - отвечал Барабан, хлопнув его по коленке, - эти сведения мы вам доставим немедля.
- Во-вторых, - продолжал Пинета, - будьте добры купить... - Он остановился на мгновенье и быстро закончил: 15 аршин лучшего гуперовского провода и катушку этого, как его... Румкопфа.
- Как фамилия?
- Рум... Румкорфа, - твердо повторил Пинета.
- И 15 аршин гуперовского провода?
- Да, и ни в коем случае не меньше 15 аршин.
- Будет сделано.
- Это покамест все, - закончил Пинета, - а потом посмотрим.
- Все! - закричал Барабан. - Отлично. Это же Запад! Инженер Пинета. Что значит специалист!
Он откупорил бутылку пива и первому налил Пинете. Потом, перевернув бутылку вверх дном, он доверху наполнил свой стакан.
- За дело! - сказал он, мигая глазами, - за дело большого масштаба!
Они чокнулись.
Но Барабан выпил не сразу. Сперва он выпятил губы и, чуть-чуть прищурившись, долго дул на пузырчатую пену, стекавшую по граненому стеклу. Потом он слегка подался вперед, поджимая живот, и с любовью посмотрел пиво на свет. Наконец, положив руку на грудь, он сразу отхлебнул из стакана.
И пиво, похожее на жидкий янтарь, отчаявшись в спасении, само полетело в рот Барабана.
Дыра от переносной печки - четырехугольный след, оставленный 18-м и 19-м годом, оказалась дверью в потустенный мир.
Едва только Барабан ушел, как Пинета приставил стол к стене, на которой сохранился этот след, взобрался на стол, уцепился за сломанный кирпич, торчавший из стены боком, и взглянул в потустенный мир.
Он увидел довольно большую комнату в два окна с закоптелым потолком и обрывками обоев на стенах. В комнате не было никакой мебели; кухонный стол стоял между окон; в углу, наискось от наблюдательного пункта Пинеты, стояла кровать.
Скосив глаза насколько было возможно, Пинета увидел на кровати женские ноги в черных чулках и черных же парусиновых туфлях.
Пинета никогда не тяготел к монашескому образу жизни и был достаточно опытен, чтобы верно определить возраст обладательницы парусиновых туфель; нельзя сказать, чтобы он был недоволен соседством. Однако же он не был уверен в том, что его соседка не принадлежит к союзу налетчиков, переселившим его накануне ночью с Васильевского Острова на Петроградскую сторону, и поэтому не решился окликнуть ее.
