– Ты только подумай, Коломба, целых три недели я вела там, никому об этом не говоря, совершенно невозможную жизнь… И самое любопытное – я выдержала. Страховщики, Ласкуметт, нотариус – все против меня. Даже Мишель. Да, даже Мишель! Бросить меня вот так, одну, и всё это за одно мгновение… Как хочешь, но нечаянно утонуть в шесть часов утра – в этом есть что-то подозрительное. Прежде всего, это невеликодушно. А какая стая ринулась тогда травить меня! И что они себе вообразили? Что возьмут надо мной верх? Что я брошу всё своё добро, и дом, и землю за здорово живёшь? Тогда я сказала: поглядим. Знаешь, Ласкуметт – это ещё тот тип… Да знаешь ты его, такой коренастый, владелец множества виноградников на склонах холмов. И вот подавай ему Крансак. Шевестр тоже, разумеется. Но уж Шевестр – ни за что! Продавать землю своему собственному управляющему было бы слишком некрасиво. Так вот, я пригласила Ласкуметта на обед, чтобы поговорить о продаже. Арманьяк, тушёная говядина, зайчатина. Ах, милая моя… Я понимаю, почему деревенские вдовы толстеют. И, представь себе, этот Ласкуметт был не прочь жениться на мне! Тут он получил бы всё зараз – и имение, и жену. В общем, что говорить, всё позади. Просто вчера мне стало так противно и страшно в том доме. Тогда я вернулась сюда. Родное гнёздышко, ночёвка с тобой в одной корзинке… Проснулась – а тут «Шахерезада», «чудесный дикий цикорий» и всё прочее… Как же мне этого не хватало, Коломба… Дай мне насладиться уютом наших голодных лет…
Она устало умолкла, потянулась, задев руками раму окна, и прикрыла глаза, полные солнца и слёз. Её купальный халат приоткрылся, обнажив одну из грудей – не слишком округлую, но крепкую.
«Подумать только, ведь и я была такой, – вздохнула Коломба, любуясь ею. – Ах, бедный Балаби… Он заслуживал бы большего, чем то, что его ожидает… или уже не ожидает…»
Она откинула назад косу волос и крикнула, обернувшись в сторону расположенной в глубине квартиры комнаты:
– Так что, где кофе? Уже без четверти десять, Боже правый!
Она понизила голос.
– Алиса, знаешь, чем теперь занята Эрмина? Она постоянно на телефоне. Утром в семь часов я слышала, как она разговаривала.
– И о чём?
– Я не разобрала слов. Но тон мне не понравился. Голос был ровный, без всякого выражения. Я услышала только: «Я вам объясню. Нет-нет. Ни в коем случае». А потом она заплакала.
Они растерянно переглянулись. Дверь, соединяющая мастерскую с коридором, распахнулась от толчка ноги. С подносом в руках появилась Эрмина, сопровождаемая ароматом кофе и поджаренного хлеба.
