И не сразу узнал ее...
Куда девались ее угрюмая озлобленность, нахмуренные брови и погасшие глаза? Куда девалась ехидная, нервическая ухмылка?!
Это была другая женщина. Она вся светилась.
– Брат, – сказала она, и голос ее пел, как виолончель, – нужно подождать. Умоляю вас пока не ходить к Александру. Умоляю вас пока молчать!
– Погоди, погоди, как это – не ходить? – заволновался Константин. – Как молчать? Рогат Сашка или нет? Брюхата Лизавета? Или нет?!
– Да все это, – легко отмахнулась Катрин, – все это совершенно никому не важно! А теперь – извините, я вас покину. У меня всего лишь час времени, чтобы успеть...
И она, не договорив, вылетела из комнаты, а Константину ничего не оставалось, как только в очередной раз пожать плечами.
* * *
Даже мечтать нельзя было о том, чтобы увидеться с Алексеем вновь. Днем и ночью под окнами дворца непременно кто-нибудь прогуливался! Слухи о неведомых злоумышленниках росли и множились, хотя ни одного из них не изловлено, не даже встречено никем не было. Знать, прятались умело! Но ловильщиков развелось не считано, и однажды даже господин Виллие, лейб-медик, не смог попасть в Таврический дворец. Он сутки провел в Михайловском замке у Марии Федоровны, которую скрутила почечная колика, а ночью за ним прислали – срочная надобность к ее величеству императрице Елизавете Алексеевне. Ну так при входе доктора остановили и принялись проверять-допрашивать, причем среди сторожей Таврического видел он офицеров, которые его лично знали... Доктор перепугался и вспомнил мартовские события пятилетней давности. Однако все же нашелся здравомыслящий человек, опознал государева врача и провел его в покои императрицы.
Оказалось, Елизавета лишилась чувств, возвращаясь с бала, и никакими силами, даже с помощью нюхательных солей, ее не могли привести в себя. Фрейлины перепугались до полной потери рассудка. Вместо того, чтобы за доктором послать сразу, начали искать государя, который, само собой, пребывал у Марьи Антоновны Нарышкиной. «Дома», как он это называл. Долго не могли набраться храбрости, наконец, послали нарочного «домой».
Император прибыл немедленно, именно он еще с полдороги от Нарышкиной отдал приказ доставить из Михайловского дворца Виллие. Поэтому, когда лейб-медик добрался, наконец, до опочивальни императрицы, он встретил там встревоженного Александра.
Молоденькая фрейлина Аполлинарьева, дежурившая при императрице впервые, была сама почти в обмороке от ужаса. Срывающимся голосом она бормотала что-то про холодные руки государыни, про стоны, про рвоту...
