В какой-то мере это перекликалось с фразой самого Середы: „Определить причину, отчего мне плохо, дискомфортно, и устранить." Ева без устали твердила мне о том же. И что если бы вообще не существовало проблемы внутреннего дискомфорта, не было бы и науки под названием психопатология. Не было бы и психоаналитиков. А когда я поинтересовался, почему бы ей не применить свои знания прежде всего на самой себе, она улыбнулась и послала меня к черту. Из чего я сделал вывод, что психопатология – лажа.
В письмах обсуждались и различные житейские проблемы. В частности, упоминалась маленькая Светочка. Были написаны они еще в те времена, когда автор был просто Моминым. Однако сохранились и угодили в писательской архив.
Я живо представил себе, как отец в течение долгих лет хранит письма с сыновними упреками. М-да, оказывается в молодости Момин проявлял не такие уж блистательные способности. Как и Ловчев…
Господи, который час?
Я пошел в туалет и по дороге в гостиной бросил взгляд на часы. Половина двенадцатого ночи. Еще немного, и трамваи перестанут ходить. Или я все же остаюсь здесь? Диванов тут, конечно, до черта. И это притом, что я побывал отнюдь не во всех комнатах. Зубы сексуального дракона, разумеется, еще не дали заметных ростков, но рискнуть остаться со мной в одной квартире…
Не тут-то было! Я скажу ей, что ночью за себя не ручаюсь, а там посмотрим. Если все же она меня оставит, то можно будет…
В коридоре промелькнула Момина. Исчезла в одной из комнат, оставив дверь открытой.
– Уже поздно, – громко сказал я. – Может быть продолжим в следующий раз?
– Гена, – сказала она.
– Да, – отозвался я.
– Иди сюда, – сказала она.
Я вошел в темную комнату и остановился. Я был здесь впервые.
– Куда? – спросил я.
– Сюда, – проговорила она.
Вытянув вперед руку, я медленно двинулся на звук. Видимо, ее глаза уже успели привыкнуть к темноте. Она поймала мою ладонь и прижала к своему животу. Она лежала голой поверх одеяла. Если вообще тут было одеяло.
Моя рука дернулась и замерла. Потом медленно поползла вниз. Тут она обхватила мою шею руками, с силой пригнула голову к себе и с бешенной скоростью принялась целовать мое лицо. Помню, меня очень удивило, что на мне столько одежды. Я лихорадочно сдирал ее с себя и сдирал, и, казалось, конца и края этому не будет. До носков дело так и не дошло. Я принялся мять, целовать, кусать эту совершенную плоть. Сжимать, ломать… Теснить… Все это время она стонала, стиснув зубы.
