– Наваждение какое-то, – проговорила Момина-младшая.
– Погоди, погоди, а у вас есть какие-нибудь близкие родственники? – поинтересовался я.
– Никого.
– А может это от писательской организации?
– Ты что, издеваешься?!
– Ну да, они были бы обязаны поставить тебя в известность.
– Такой памятник стоит целое состояние, – сказала Момина. – Они скорее удавились бы. Да и нет у них таких денег. К тому же все они уверены, что воздвигли себе памятник уже при жизни. Нерукотворный.
– Но твой отец, он ведь хорошо зарабатывал?
– О, да! Но его много печатали на Западе и экранизировали, даже ставили на Бродвее.
Прямо как Ловчева, отметил я про себя.
– Чего гадать, – сказал я. – Нужно потребовать разъяснений у администрации. Уж они-то должны быть в курсе дела.
Однако директор кладбища – совершенно лысый здоровяк в очках – только сокрушенно развел руками. Он понятия не имеет, чья это инициатива. Да и так ли уж в конце концов это важно? Мы только радоваться должны, что нежданно-негаданно на нас обрушился памятник, за который даже платить не нужно. Другое дело, если бы наоборот – был памятник и исчез.
– Сторожа, гады! – добавил он в сердцах, бросив на стол конторскую книгу. – Алкоголики несчастные!
На Момину было жалко смотреть. Я попытался убедить ее в том, что памятник поставил кто-то из состоятельных поклонников ее отца. На большее моей фантазии не хватило.
– А откуда ему известна девичья фамилия моей матери?
– Ну-у…
– А дата ее рождения?
– Это не так уж сложно в конце-то концов. В особенности для человека, у которого водятся такие деньги.
Она сказала, что придется его снести.
– А он тебе не нравится? – осторожно поинтересовался я.
– Не в том дело. Я сама обязана поставить ему памятник! Как ты не понимаешь!
Она сказала „ему", а не „им", отметил я про себя. Любопытно.
Мы решили вернуться к могиле чтобы возложить цветы. Итак, на могилах уже начали расти памятники. Шарман.
– Хороший памятник, – она уже почти успокоилась. – Но все равно снесу… Никто не имеет права… Можно считать, что это то же самое, что и возложение цветов… Воздвигли – снесли…
На обратном пути, я стал расспрашивать ее об отцовском окружении. Отчасти чтобы отвлечь. Отчасти чтобы лучше представить себе атмосферу, в которой он жил. Ей было больше известно о первом – „розовом" – периоде. С литераторами тогда он общался мало. Все больше с музыкантами, композиторами, художниками, театральными режиссерами. Персонажи в его произведениях чаще и оказывались людьми этих профессий. Момин обладал хорошим чувством юмора, и нередко становился душой застолья.
