Эвтаназия | страница 23



Тут до меня дошло.

Я решительно повернулся с намерением уйти, но он намертво вцепился в рукав моей куртки.

– Послушай, сам я никогда не смогу этого сделать, я уже убедился. А кроме тебя у меня больше никого не осталось.

С поэтами не соскучишься! Ей-Богу! Я попытался отодрать его руки от куртки – безрезультатно.

– Значит, ты вообразил, что имеешь право на эвтаназию?

– А кто сказал, что муки обязательно должны быть физическими?!

Он зарыдал. Видимо, на солнце появились какие-то злокачественные пятна: вчера Момина, а сегодня Евлахов на мою бедную черепушку.

– Не фиг нюни распускать! – сказал я ему. – Хорошо, как ты хочешь, чтобы я это сделал?

В принципе это был возмутительный шантаж. Дождался бы он, кабы не куртка. Вот интересно: если бы вашу куртку грозили изорвать в клочки, как бы вы поступили на моем месте?

Толька тут же успокоился – шантажист хренов – и потащился в дальний угол комнаты, где на кресле, на куске белого целлофана, валялся провод с оголенными концами.

– Это из силовой розетки, – пояснил он. – Ты должен взять его, только осторожно, и потом коснуться моей левой руки.

– А почему именно левой?

– Физики не знаешь. Ток идет как? По диагонали: левая рука – правая нога.

– Ну и что?

– А сердце где?

– Понятно. – Я взял провод. Попутно я мог бы заметить, что знание физики не доводит до добра. Коля Чичин, к примеру, тоже неплохо разбирался в физике. Во всяком случае ему удалось так лихо сконструировать макет бомбы, что все вокруг приняли ее за настоящую. Но ни к чему хорошему это не привело.

– Только осторожнее! – воскликнул он. – Смотри себя не долбани. И потом скажешь, что таким меня и нашел: иссиня-черным с вывалившимся языком и выпученными глазами, а дверь в квартиру была открыта.

– Все продумал, скотина, – заметил я. – Ладно, приступим. Если ты твердо решил, тянуть не имеет смысла.

– Секундочку.

Толька сосредоточился и закрыл глаза.

– Давай – сдавленно проговорил он.

Разумеется, я мог бы превратить все в фарс и возмущенно воскликнуть:

– А зачем тогда было жрать галеты?

Но кем уж точно мне не хотелось быть, так это шутом гороховым – Момина верно подметила.

Мне всегда казалась непостижимым, что вот человек живет, дышит, в нем протекают какие-то сложные экзистенциальные процессы, а через секунду он уже – сама индифферентность. Мешок, набитый костями и ливером. А в отдельных случаях – и галетами с сыром.

…Итак, он закрыл глаза и вытянул вперед дрожащую ладонь. Какая же она все-таки сука! Сука!! Сука и блядь!!! А может и не сука. Она ведь не виновата, что он вымотал ей все нервы. Скорее всего, не сука. И уж тем более – не блядь.