Он дал мне ключи от номера и пропуск на автостоянку. Ключу был придан тяжеленный брелок-наболдашник, которым можно было при желании пробить чей-нибудь череп, однако носить его в кармане не было никакой возможности.
Оказавшись в номере, я проникся еще большим уважением к таинственному художнику, этой буквально демонической личности, представив себе ту меру таланта, которой нужно было обладать, чтобы такой мелкий винтик в игре, каким являлся я, оказался удостоен подобных апартаментов. Вокруг него постепенно сгущались миллионы долларов, а он даже не подозревал об этом. А если знал? Какими должны были быть причины, вынуждающие его скрываться?
Из ванной комнаты появилась Малышка, в халатике, перехватывая на ходу волосы полотенцем, а из-под кровати выполз Тролль. Он так и сидел там в плаще и шляпе. Правда трубку только сейчас вынул из кармана.
– Привет, – сказал я. – Ну, как вам наше новое жилище?
– Подходяще, – буркнул Тролль.
Я чмокнул Малышку в щеку. На сей раз она пахла морем и Италией. Правда, в Италии мне тоже еще бывать не приходилось.
Прямо в одежде я бухнулся на кровать.
– Ну, отчитывайся, – потребовал Тролль.
Я рассказал им обо всем, что произошло за сегодняшний день.
– А можно посмотреть картины? – поинтересовалась Малышка.
– Что на них смотреть, – запротестовал Тролль. – Помните известный трюк с обезьянами? Когда авторами подобных картин были обезьяны, а люди толпами ходили и восторгались. И покупали! Давайте лучше проанализируем ситуацию.
В целом я был на стороне Тролля за исключением того, что на сей раз автором картин вряд ли была обезьяна. Ведь один из лучших специалистов в этой области господин Стивен Голдблюм самолично поднял этот переполох.
Я достал из сумки переданный мне Голдблюмом журнал и показал репродукции Малышке. Та застыла, словно зачарованная. Тролль тоже заглянул в журнал, с остервенением чадя трубкой.
– Он – не немец, – наконец, произнесла Малышка.
– Я тоже к этому склоняюсь, – кивнул головой я.
– И он – мужчина.
– А вот это уж, положим…
Я посмотрел на нее и с удивлением замер. Взгляд Малышки затуманился, она словно бы находилась в состоянии транса. Тролль тоже заметил это и с беспокойством заерзал.
– Он – мужчина, – загробным голосом повторила Малышка, – и ему где-то от тридцати до сорока лет.
– Что еще? – спросил я.
– И он – беден.
– Что еще?
– И он – одинок.
– А еще?
– Сейчас он попал в беду.
– Да, это говорил Голдблюм. – Мой интерес все возрастал. – Что-нибудь еще?
