К счастью, большинство наших парней уже были в строю. И все же решающее слово сказали две боевые машины пехоты. Атаманша приобрела их по случаю у поляков, и до сих пор они мирно стояли без дела в одном из сараев, но сейчас здорово пригодились.
Их появление произвело фурор. Ребята Верлиоки как раз установили против наших позиций несколько крупнокалиберных пулеметов, так что им было что сметать на своем пути.
Разобравшись с пулеметами и пулеметчиками, БМП направились в сторону крытых грузовиков и сотворили с ними приблизительно то же, что Перикл с "Порше" Джопуа.
Так что остаткам верлиоковских формирований пришлось спасаться натуральным бегством, а боевые машины пехоты настигали их без труда.
Еще немного полязгав для острастки гусеницами, БМП с триумфом возвратились на хутор, и из них посыпались ребята в длинных плащах и шляпах. Зрелище было достаточно комическое. Все же Верлиока в чем-то был прав, одевая своих парней в черный камуфляж и кроссовки.
Какое-то время мы еще разбирались с Периклом. Зураб был за то, чтобы бросить в быка гранату. Но его идея не нашла отклика в душе атаманши.
– Ты бы еще на него вакуумную бомбу сбросил, – сказала она.
Посему решили сослать быка назад в загон и укрепить ограду. Что мы и сделали.
На обратном пути Карлюкин отыскал среди трупов в черном камуфляже свой киви и сожрал
ЕГО
хрипы становились все более отрывистыми. Я гнал "Мерседес" с такой скоростью, словно решил потягаться с Дэймоном Хиллом в состязаниях Формулы-1. И словно дело происходило на автодроме в Монте-Карло, а не на проселочных и довольно паршивых польских дорогах.
– Давай! – хрипел обливающийся кровью Карлюкин. – Давай, сука, давай!
Он полулежал на заднем сиденье, облокотясь о стереодинамик. Кулак торчал кверху, а в кулаке был зажат его же собственный член.
– Давай, сука!
Шестнадцатилетняя девчонка по имени Ева отчикнула карлюкинский детородный орган в припадке ревности.
Случилось все в доме у Агнешки, когда все уже разошлись по комнатам. Я сдвигал и раздвигал потную Агнешку на манер стремянки, и писк ее тоже очень походил на скрип стремянки, но тут в ее писк и мои стоны вклинились вопли. Бросаю стремянку, выскакиваю в коридор и с трудом уворачиваюсь от голой Евы, пронесшейся мимо с тесаком в руках.
Иду на вопли. Карлюкин ползает по комнате, прижимая правую руку к промежности, оттуда хлещет кровь, а он все пытается заглянуть под кровать.
– У-у-у, сука, у-у-у! – И шарит вслепую левой рукой. – Сука, у-у-у, закатился!
