— Умеет ли он метко кидать тынзей? — продолжает спрашивать Сядей-Иг.
— Ни один бык в стаде не ускользал от его ловкой руки, — уверенно отвечает Халтуй.
— А золото у него есть? — Сядей-Иг поворачивается всем туловищем к свату.
— Поезжай сам, попробуй поднять мешок, который возит он на первых санях аргиша, — не моргнув глазом, отчеканивает Халтуй.
— Назови мне его имя.
— Ты его знаешь, Сядей-Иг. Того, кто послал меня, зовут Лагеем.
— Садись, — помолчав, предлагает Сядей-Иг, уступая гостю место на свернутых оленьих шкурах. Услышав имя Лагея, Нюдя застывает. Щеки её становятся землисто-серыми.
Халтуй стоит, будто не слышит приглашения хозяина.
— Садись. Чай вскипел, однако, — повторяет Сядей.
Халтуй остается на месте.
— Мунзяда, ставь-ка на стол чашки, оленины принеси, айбурдать будем. Вот твое место, Халтуй. Ведь стоять-то так худо.
Сват неподвижен. Тогда Сядей-Иг, кряхтя, поднимается, берет из рук Халтуя обгорелый крюк и подает его жене. Не дожидаясь дальнейших приглашений, Халтуй присаживается к столу. Безбородое старческое лицо его выражает полное удовлетворение.
— А чарка будет? — спрашивает он хозяина.
— Будет чарка, крепкая, сам из Широкой Виски привез...
— Вот то хорошо.
После двух чарок водки Халтуй разошелся и начал рассказывать, как Лагей уговорил его ехать сватом к Сядей-Игу, какие обещал подарки за это.
— Шибко твоя девка ему глянется. Он говорит, если не возьмут крюк, вернешься с крюком обратно, сам ночью приеду, всё равно увезу девку...
— Ну, так ему это и удалось бы, — самодовольно ухмыльнулся Сядей-Иг.
Нюдя накинула паницу и быстро вышла из чума. Зачерпнув горсть снега, приложила к виску. Вздрогнула, почувствовав, как острый холод проник в жилы, дошел до самого сердца.
Там, где речка Янзарей, выгибаясь крутой дугой, обходит сопку, на мысу стоит чум Лагея. Сегодня с утра вокруг него оживленно. Одна за другой подъезжают упряжки. Длинный ряд саней тянется вдоль берега. Хореи, воткнутые в землю, что частокол. Из распряженных оленей — немалое стадо.
Лагей женится. Стриженый под горшок, сияющий, в новенькой малице, утыканной вокруг ворота светлыми пуговицами, он ходит среди гостей, довольный предстоящей свадьбой. Ещё бы! Ведь он сосватал дочь не чью-нибудь, а самого Сядей-Ига. Вся тундра знает о богатстве этого толстяка. Породнившись с ним, можно изрядно умножить и свое богатство. И дочь Сядея, сказать по правде, не последняя среди других. Молода и красива. Поискать надо девушек с такими черными, отливающими синевой косами, с глазами, как у важенки, большими и нежными, с ярким румянцем на смуглом лице. Он сам видел: когда Нюдя в белой панице, разукрашенной цветными сукнами, в белых камусных пимах, мягко облегающих ногу, в лазоревом полушалке, накинутом на плечи, идет по стойбищу, ненки завистливо перешептываются, а молодые оленеводы вслед ей поворачивают головы. Теперь ему, Лагею, не понадобится поворачивать голову...
