— Ты что? — потянула его Галя за рукав.
— Постой, Галя. Мы не туда идем...
Он резко повернулся.
— Пошли.
— Да куда ты?
— К жандармам. Они тут, недалеко. Я знаю.
— Зачем нам к ним?
— Как зачем? Николая найдем. Скажем: нельзя человека силой держать. Он не собака. Собака и та на вязке скулит. Отпустят.
Галя колебалась. Но слова Ясовея были горячи и уж очень убедительны, на неё подействовала решительность мальчика
— В самом деле, — не очень уверенно произнесла она. — почему бы не попробовать...
— Идем.
В коридоре полицейского участка пахло затхлостью, сапожной мазью, винным перегаром. С облупленной штукатуркой стены сходились сводом над головой. Казалось, что входишь в могильный склеп.
У двери сидел рыжий полицейский и лупил грязными пальцами колбасу. Морщась, прихлебывал что-то из жестяной кружки и закусывал, смачно чавкая.
— Вы куда? — прохрипел он.
— К главному жандарму, — учтиво сказала Галя.
— Самый главный я, — сообщил рыжий и с великим усердием налег на колбасу. Посетители молчали. — Чего вам? — не переставая чавкать, спросил полицейский.
— Сегодня арестовали моего брата, — стараясь быть спокойной и вежливой, проговорила Галя. — Его арестовали напрасно. Мы хотим похлопотать за него.
Полицейский отхлебнул очередной глоток, закашлялся, замотал головой, потом вынул из кармана огромный грязный плат, вытер усы.
— Проваливайте, — сказал он, икнув, — нечего вам тут делать.
— Но почему?
— Я вам покажу почему! — вдруг рассвирепел рыжий. — Марш, живо!
Галя толкнула Ясовея к двери, потянула на улицу.
— Мы с тобой дураки, Ясовей, — сказала она, сойдя с крыльца на тротуар. — Разве с жандармами можно по-человечески разговаривать...
Надежда Дмитриевна капризничает. Она загоняла прислугу. И то ей неладно и другое. Всё в комнатах вверх дном. Сядет за рояль, проведет небрежно пальцами по клавишам, захлопнет крышку. Задумает примерить новое платье, повертится перед зеркалом, бросится на оттоманку. Надоело, надоело! И гости надоели, и балы надоели, и муж надоел, и жизнь тоже надоела. Комнаты кажутся пустыми и неуютными, в коридорах пыль, в кухне грязь. Горничная плачет, кухарка хлопает глазами, лакей носится как угорелый. Барыня кричит, требует воды.
— Ясовей, где ты запропастился! Принеси стакан.
Ясовей, глядя исподлобья поставил стакан на столик.
— Ты что такой кислый, мальчик? Тебе скучно одному? — спросила Надежда Дмитриевна.
— Не скучно, барыня.
— Почему барыня? Я просила называть меня по имени.
