К тому же, как сурово заявила запирающая за Викентием дверь дама с лицом, измученным климаксом и хроническими невыплатами зарплаты, время для посещения больных уже давно закончилось, «и нечего тут задницу просиживать, не кинотеатр».
Посему Викентий зашагал от похожего на заплесневелый кусок сыра здания больницы с нехорошим чувством, что окружающий мир принялся над ним, дипломированным магом и бывшим дипломированным же психиатром, издеваться всеми приемлемыми для издевательства способами.
Взять хотя бы погоду… Да, взять и выдрать хорошенько за все производимые ею спонтанные пакости! На календаре - середина августа, самое время для жары, разморенных полуголых москвичек и завалов из астраханских арбузов. И где все это, спрашивается? Точнее, куда, куда удалилось?! Вместо вышеуказанных благодатей зарядил проливной дождь с явной заявой на то, что «Я к вам пришел навеки поселиться», по щербатому асфальту растеклись лужи, злорадно намекая всякому бедолагепрохожему, что переехать их можно исключительно на вездеходе… И главное, холод, промозглый отвратительный холод, от которого не спрячешься и не согреешься. Как нарочно!
Викентий, исхлестанный дождем и ветром, в набрякшем от воды пиджаке (теперь его можно смело выбросить - явно не выдержал шедевр Армани капризов московской погоды) и по колено заляпанных грязью брюках (а вот им хрен что сделается, потому как пошиты они на подмосковной полуподпольной фабричке не имеющими вида на жительство вьетнамцами!) добежал наконец до вожделенных дверей метро. Нет, до этого он честно пытался тормознуть кого-нибудь из пролетающих на своих подержанных «тоетах» и «пежо» частников, но те только обдавали его фонтанами грязной воды из-под колес. Видимо, Вересаев не производил достойного впечатления. Викентий это и сам понимал, но от понимания теплее не становилось, зато пришла ядовитая мысль о том, что, будь он настоящим волшебником, все эти гордые автолюбители уже сидели бы носами в кюветах лишь по одному мановению его карающей десницы.
С этой мыслью Викентий проскочил турникет и пристроился на эскалаторе среди такой же мокрой, взъерошенной и мрачно-растерянной толпы. Толпа была какая-то молчаливая: видимо, всех морально угнетало такое надругательство со стороны погоды. Хотя, возможно, и не в погоде дело… Викентий прошел туда-сюда, хлюпая ботинками, по платформе в ожидании поезда и вдруг обратил внимание, что все вокруг - и люди, и светящиеся табло над головой, и кафельные стены станции - видятся ему в каком-то мертвенно-зеленоватом свете, словно смотрит он сквозь толщу мутноватой морской воды. Даже помада на губах у женщин была с каким-то трупным оттенком.
