— Послушайте… — начал Экснер, не зная, что сказать дальше, чтобы не оказаться несправедливым, но в то же время не быть слишком снисходительным. — Да что там попусту говорить! Идите, завтра поговорим!
Каргер повернулся и пошел, а Экснер бросил ему вслед:
— Если не все выполнят упражнение, можете сделать для себя выводы.
Унтер-лейтенант остановился и повернулся к Экснеру:
— Я не понимаю, товарищ обер-лейтенант, как вы можете довольствоваться такой стрельбой! Мне плевать на звание отличной батареи, если солдаты не умеют стрелять!
— Плевать, Каргер?! — вскричал Экснер, рассердившись, хотя сердился он больше на себя, чем на Картера.
Когда Каргер ушел, обер-лейтенант пожалел о своей вспышке: как-никак они были друзьями. Но сделанного не воротишь. Каргер уже скрылся из виду.
* * *
Каргер встал на колени возле артиллериста, который впервые стрелял ночью. Чуть коснувшись рукой ствола автомата, унтер-лейтенант почувствовал, как он дрожит в руках солдата.
— Спокойнее, — сказал офицер. — Дышите ровнее. — Он знал, что спокойный голос командира всегда придает уверенность солдату. Потом он подошел к следующему стрелку. Унтер-лейтенант нисколько не жалел, что утром подверг расчеты такой тренировке. Теперь он точно знал, что батарея, хотя она и закончила год с хорошими результатами, не заслуживает награды. Каргер не раз говорил об этом командиру батареи, но тот его даже не выслушал. Теперь унтер-лейтенант будет действовать иначе: он скажет об этом на собрании партийной группы батареи. Вчера он узнал, что командиром полка назначен Харкус. Каргер знал его давно, с тех пор, когда был еще командиром орудия. Харкус его поймет и поддержит.
— Спокойнее дышите, спокойнее, и спусковой крючок не дергайте!
Над мишенями снова повисла осветительная ракета.
* * *
В тот вечер долго слышались лязг гусениц и шум моторов первого дивизиона. Около девятнадцати часов майор Харкус утвердил решение капитана Келлера на марш, а спустя несколько минут дивизион в походной колонне покинул полигон и направился в расположение части.
Вечер стоял чудесный: спокойный и теплый, напоенный запахом соломы, яблок и свежеиспеченного хлеба.
Солдаты, сидевшие у окон или у заднего борта машины, с жадностью и любопытством смотрели на дома, мимо которых проезжали, приветливо махали жителям, невольно вспоминая свои семьи. А жители, заслышав шум моторов и лязг гусениц, выходили из своих домов, радостно махали солдатам в ответ.
— Спи, крошка, спи, это наши защитники, — шептала какая-нибудь мать ребенку, который проснулся от шума моторов.
