— Приходите еще, если захочется. Мы уже привыкли.
Ингрид нехотя последовала за Лолой и, выходя за калитку, обернулась. Сторож так и сидел на могиле, разговаривая сам с собой и размахивая расческой. Лола устроилась на пассажирском сиденье и подождала, пока Ингрид включит зажигание, но та все не решалась:
— Разве мы не могли еще его порасспрашивать?
— Мы имеем дело с клиентом, которому больше нравится общаться с усопшими, чем с живыми.
— По-французски покойника называют усопшим? Звучит лучше, чем невидимый. Представляешь, Лола, он ведь влюблен в усопшую!
— Вот почему надо любить живых, пока они не усопли.
Ингрид вопросительно взглянула на подругу, но наткнулась лишь на профиль Лолы, не отрывавшей глаз от серой ленты шоссе.
— Знаешь, я тебе благодарна за то, что ты продолжаешь мне помогать вопреки всему.
— Чему — всему?
— Тому, что творится. За окном весна, а мы торчим на кладбищах, ночуем в парках, посещаем занудные общины. Мы надеялись найти кусочек прошлого Брэда, чтобы приблизиться к нему, а нашли невидимую усопшую. Его товарищи поджаривают бедолаг, но в итоге только бросают листья на ветер. Мы едем в Жантийи, хотя с таким же успехом могли бы ехать куда-нибудь еще, все равно эта дорога нас ни к чему не приведет. Я пропала, Лола. К тому же я без конца думаю о Саша, и от этого еще больше сбиваюсь с толку.
— Скорее, ты сбиваешься с пути. А что, собственно, тебя смущает?
— Он женат. Он легавый. И он против нас.
— На это трудно что-нибудь возразить.
— К тому же я чувствую себя виноватой. Мне нужно сосредоточиться на Брэде, который спас мне жизнь, а я все думаю о Саша, который ничего такого не спас. Это безнравственно.
— Да нет. Все нормально. Так мне сегодня утром подсказало второе дыхание.
— Я больше не стану у тебя спрашивать, Лола, что такое второе дыхание.
— Правда? Приятная новость.
— Я и сама поняла. Понять можно только своей головой, ты об этом знала?
— Иногда я знаю, но чаще забываю. Слишком часто забываешь, когда время жить, а потом сгораешь на медленном огне.
— Это из Блаженного Августина, Лола?
— Нет, из блаженной Лолы. Прости, что ничего лучше мне в голову не пришло.
— Что будем делать? Едем дальше?
— Сама уже не знаю. Ты вогнала меня в уныние.
— Мне жаль.
— Не стоит. Уныние — изнанка веселья. А вместе выходит пиджак, который волей-неволей приходится носить.
В кармане серого платья Лолы завибрировал мобильный. Она отозвалась, послушала и вдруг выронила телефон.
— Лола! Что стряслось?
