Мы, все трое, стали ее благодарить. Она улыбалась с довольным видом, скуластенькая, черноглазая, черноволосая, загорелая, явная примесь якутской крови, а прапрадед был наверняка бродяга без фамилии. Одета она была модно, со вкусом, но не молодилась, пятьдесят лет выдавались честно «на-гора».
Мне она понравилась.
Когда мы уходили, она как бы стала оправдываться перед Алешей за устаревшую пекарню. Просила потерпеть около года, пока отстроят и пустят в эксплуатацию хлебозавод.
— Да я, наоборот, рад, — сказал Алеша, лукаво улыбнувшись.
— Рад? Но почему, ведь тяжелее…
— Рецепт у меня есть один. Бывшего флотского хлеба. Давно мечтал такой хлеб людям испечь. Уговаривал мастера, главного инженера, директора, в партком ходил — куда там. Не стандартный. Знал рецепт от одного старого пенсионера-севастопольца. Все жалел он, что теперь такого вкусного ржаного хлеба не выпекают. Боялся, умрет, так и не передав никому способ приготовления. Приходил к нам в ГПТУ, но никто, кроме меня, не заинтересовался. Меня на дачу к себе приглашал — он там круглый год живет один: все родные у него умерли. Вот мы с ним несколько раз выпекали тот хлеб в русской печи… Он даже на другой день такой свежий, будто после выпечки, и так пахнет, и до чего вкусный! Вот увидите. Так вот, я этот флотский хлеб буду выпекать — пусть люди поедят пока… Может, и когда хлебозавод построят, потребуют…
— Спасибо, Алеша! — от всей души сказала Виринея Егоровна. Она была тронута.
Пекарня находилась на берегу Ыйдыги — своенравной таежной реки, впадающей в Байкал. Мы спустились к ней по крутой тропе (мальчишки показали, где поближе пройти). Это был старый бревенчатый дом с надстройкой над серединой дома и крытой галереей вокруг надстройки.
Рядом лепились по сопке такие же бревенчатые дома, потемневшие от времени, почти черные. Старый город, серый, обомшелый Сен-Мар, — не таким быть Зурбагану!
Под пекарню, видимо, отвели один из таких сибирских домов прошлого столетия.
— Дверь открыла крепкая чернобровая женщина лет сорока, в цветастом платке. Алеша представился.
— Наконец-то! — воскликнула она обрадованно. — Сижу на вещах, жду нового пекаря. Вышла замуж и никак не могу уехать к мужу — уж он осерчал на меня. Да что ж я, проходите, пожалуйста.
Мы прошли просторные сени с прорезанным в наружной стене маленьким окошком — через него, наверно, отгружали хлеб — и очутились в самой пекарне. Узенькая лесенка в глубине вела в мезонин. Дверь налево в две жилые комнаты с видом на реку. Хозяйка провела нас в первую, проходную комнату, и мы с облегчением поставили там тяжелые вещи (книги!).
