Только расставшись с ней, я понял почему-то, как трудна ее жизнь. Не то что славой, но даже успехом судьба ее лишь подразнила, а на самом деле ей не довелось поставить ни одного выдающегося фильма.
Сценарии ей навязывали бесцветные, бездарные, отчего-то всегда на производственную тему. Мама даже подумывала стать документалистом, потому что сама жизнь была куда ярче и неожиданнее этих утвержденных (по блату, что ли?) сценариев.
И личная жизнь ее не удалась. Мне стало жалко маму до слез. Я-то знал, что мама талантлива.
— Пошли-ка звонить! — сказал я зло, поднимаясь.
Мы позвонили папе, оказалось, что все трое должны идти к «самой Виринее Егоровне Бесфамильной», секретарю райкома. Она хочет с нами поговорить сама. После я узнал, что она почти все предпочитала делать сама, благо энергии хватало. Она родилась и выросла в Сен-Маре и была вначале против его переименования в Зурбаган. Райком находился на этой же площади. Старое двухэтажное здание, построенное лет сорок назад, когда здесь еще был захолустный сибирский городок Сен-Мар. Никто не помнил, почему он так назывался. Может, его основал какой-либо ссыльный француз или потомок француза, осевшего в России после разгрома Наполеона (но как его занесло на Байкал?).
Нас сразу пропустили в кабинет. Там сидело двое посетителей, и мы, смутившись, попятились было назад, но Виринея Егоровна приветливо пригласила нас, показав на стулья. Мы чинно уселись рядом у стены.
Перед письменным столом сидел атлетического вида загорелый, обветренный парень, одетый щегольски. (Впрочем, присмотревшись, я увидел, что ему уже за тридцать.) И пожилая женщина лет пятидесяти в коричневом костюме. Бледно-серые глаза ее смотрели колюче и настороженно, волосы она подстригала совсем коротко, как носили в тридцатых годах.
Как я после понял, это были заведующая организационным отделом райкома Полина Осиповна Корякина и заведующий автобазой Кузькин.
— Вопрос о Кузькине надо поставить на бюро и исключить его из партии, — безапелляционно заявила Корякина, — пусть тогда едет на все четыре стороны.
Кузькин от возмущения даже подскочил.
— Меня? Из партии? Руки коротки.
— За что исключить? — спокойно спросила Виринея Егоровна.
— Как это «за что»? Вы разве не понимаете, товарищ Бесфамильная?
Та покачала головой: «Нет, не понимаю».
— Он же дезертировать хочет. Спрашивается, чего ему не хватает. Где он еще заработает столько? Это жена его мутит. Мещанка чистой воды: в очереди на ковер, цветной телевизор, холодильник, мебель. Только о вещах и думает. Демагог! Почему мебели нет современной? Почему трикотин ей на платье не привезли? Почему ателье еще нет? И Кузькин с ней обмещанился. Иждивенческие настроения. В прошлом году сделали ребятам каток, так требует, чтоб их дочку, которой десять лет всего, фигурному катанию учили. И другие мамаши за ней. Она же директор школы, вот и мутит всех. Квартиру им дали, машину себе купили. Какого черта на самом-то деле? Летун!..
