— Лекции будет читать не Марк, а Георгий Волынский! — внятно поправил я.
Кира под столом наступила мне на ногу. Но не томно, от чего я замирал, а остро и зло, отчего впору было и вскрикнуть.
— Но в своем последнем письме, которое мы получили на днях, Георгий Волынский сообщил нам, что он и сын — это одно и то же. Только сын талантливее его и читает лекции гораздо успешнее.
— Не верьте ему! — вскричал я.
— Но мы приглашаем лишь тех, кому можно верить.
— В данном случае, — продолжал горячиться я, — заговорили отцовские чувства. У вас ведь есть дети?
— О да… Безусловно!
— И вы тоже, я уверен, захотели бы уступить дорогу своему сыну. Или дочери…
— Ни в коем случае! Каждый сам отвечает за свою дорогу. Никто никому ничего уступать не должен.
— Но вы же читали книги моего отца! — Впервые я вслух так назвал папу. — О Марке Твене, О'Генри, Чехове…
Через несколько секунд я уразумел, что и самих этих знаменитостей проректор читал, вероятно, в далеком детстве и не слишком внимательно.
— К тому же, — произнес он, подчеркивая, что завершает беседу, — Георгию уже шестьдесят пять (пенсионный возраст!), а Марку всего тридцать.
Он говорил о нас так, как будто в кабинете мы отсутствовали. Но Кира присутствовала для него бесспорно: он игриво и по-американски улыбчиво поглядывал на нее, ловя на лету ответные улыбчивость и игривость.
— Но ведь можно быть идиотом в тридцать лет и мудрецом в семьдесят пять! — наступательно возразил я.
И тут папа подал голос:
— Почему в тридцать надо быть… идиотом?
— Я не сказал, что надо, а сказал «можно», — так же убежденно, как проректору, возразил я и папе. — Возраст, подобно национальности, тут не имеет значения.
Кира снова, без малейшей игривости, наступила мне на ногу. «Да, татаро-монгольское иго было нелегким!» — подумал я. И, не поддаваясь игу, наступил в ответ на ногу ей. Да так, что она укусила собственную губу… Нет, между нею и папой я выбирал его. Я не собирался становиться предателем…
— Вы ведь не в грузчики приглашали моего отца! А как исследователя литературы… В этом случае нужна не физическая сила, а сила ума! Как я понимаю… — Мы с проректором все понимали различно. — Силой же ума мой отец превзойдет нас всех!
«И меня тоже?» — удивленно спросил взгляд американца.
Кира уже не наступала мне на ногу. Она бесилась безнадежно и молча.
— Я думаю, что предложение университета для тебя, Марк, очень почетно, — негромко, но с несвойственной ему безапелляционностью произнес папа. — Я действительно пенсионер. Недавно перенес операцию…
