«Никогда не воскреснет шоссе…»
Варлам Тихонович не любил перемен в своей жизни. Труден ему был и переезд на Васильевскую с Хорошевского шоссе. Там был кусок жизни — с 1956 года, там, во дворе, похоронена Муха.
И сейчас, когда я еду мимо места, где был дом № 10, я вспоминаю Муху, которая осталась здесь.
Небольшие, на четыре квартиры дома. Варлам Тихонович говорил, что ему кажется — это просто выгородка на берегу шумной реки — шоссе. Мимо окон всегда с гулом мчались грузовики, но это не мешало Варламу Тихоновичу.
На новом месте он, правда, быстро прижился. Вспоминаю, как мы весело убирали комнату после ремонта, как двигали мебель способом, которому научил меня В.Т. — садиться на пол и, упираясь ногами, двигать мебель спиной. Вселение в новую комнату сопровождалось и инцидентом: оказалось, что Фрунзенский исполком вселил В.Т. на площадь другого района. Ордер не регистрировали в исполкоме. В.Т. не прописывали недели две, я ходила по инстанциям. В.Т. был просто в истерике — он потеряет прописку в Москве, его выселят. В конце концов я пошла в исполком и сказала, что не уйду отсюда, пока дело не решится — я не могу сказать В.Т., что прописка еще откладывается. И бесславно расплакалась, просто убитая всеми проволочками. Дело решилось тут же. Ордер приняли.
Но бедняга — каким он чувствовал себя бесправным. Это ощущение бесправия вошло в кровь его. Сделать с человеком могут все: взять и вышвырнуть из Москвы. И тщетно я уверяла его, что дело только во взаимных амбициях исполкомов — он не верил в это.
Надежда Яковлевна Мандельштам
На стене комнаты Варлама Тихоновича, первой его комнаты, которую я увидела — маленькой, на первом этаже, — висели два портрета — Осипа Эмильевича и Надежды Яковлевны Мандельштам. В первом своем письме зимой 1966 года мне В.Т. писал: «Для всех я был предметом торга, спекуляции, и только для Н.Я. — глубокого сочувствия. Но и Н.Я…» (зачеркнуто).
Варлам Тихонович много рассказывал мне о воспоминаниях Н.Я., говоря, что это прекрасная русская проза, это глубокий и точный взгляд на время. Даже говорил, что Н.Я. не уступает в талантливости своему мужу. Надо ли говорить, что я заинтересовалась этой необыкновенной женщиной и попросила меня с ней познакомить. В.Т. обычно еженедельно бывал у Н.Я. Иногда с раздражением упоминал о «людях с кухни Н.Я.» (кухня, как я убедилась впоследствии, была гостиной Н.Я.).
Наконец в ноябре 1966 года я, по рекомендации В.Т., познакомилась с Н.Я. Сначала она мне показалась очень некрасивой, даже неприятной, но потом совершенно очаровала умением вести беседу, умом, тактом. Я не встречала более интересного собеседника. Видимо, с каждым она умела говорить на интересующие его темы. А со мной она говорила о детях («ведь я — педагог»), о литературных знакомых О.Э. и своих… Скоро В.Т., неудержимо расплываясь в улыбке, сообщил мне, что я Н.Я. очень понравилась. «И я, — вещал В.Т., — выразил свое глубокое удовлетворение». — «Можно бы обойтись и без этого», — сказала я к удивлению и растерянности В.Т.
