Нейродеструктор не мог повредить голубоглазой дьяволице, но ведь Эйд был человеком…
Иви подняла оружие, направила в сторону домика.
И убедилась, что выстрелить не сможет.
Голубоглазая выдра была права. Она, Иви, была типичная женщина. Удел типичной женщины – давать жизнь, а не отнимать ее. И если она сейчас убьет Эйда, жить ей будет незачем.
Но и жить рядом с ними она не могла. Оставалось прятаться, скрываться в лесу. Еще десять дней. Как преступнице, единственным преступлением которой оказалась несчастная любовь…
Она снова ушла в лес. Радостный смех растворился за деревьями. Этих двоих ждала ночь любви. Та, что еще недавно ждала саму Иви.
Она не знала, сколько бродила по лесу. И выбродила лишь одно – понимание: жить рядом со счастливым Эйдом будет свыше ее сил. Прятаться – тоже.
Иви приложила дуло нейродеструктора чуть пониже левого соска, туда, где натужно колотилось переполненное тупой болью сердце.
Ночь будет певучей и нежной, подумала она. И нажала кнопку.
Наступившая ночь была вечной…
* * *
Эйд и Лил нашли ее тело через шесть часов.
– Черт! – сказал Эйд. – Вот дура безмоглая!.. Но почему же не сработала ее мигалка?
Лил пожала плечами. Ее счастливые глаза говорили: "Какое мне до нее дело? Ведь у меня есть ты!"
– Она действительно сошла с ума, – продолжил Эйд, скрыв непрошеную самодовольную улыбку. – Надо бы вызвать полицию. – В голосе его звучало явное сомнение.
– Не надо, – сказала Лил. – Я ведь похожа на нее. Так почему бы мне не стать Иви Лоренц? – Она смотрела на Эйда ясными глазами, в которых не было ничего, кроме слепой бесконечной любви. – Это избавит тебя от многих и многих неприятностей.
Эйд немного подумал. И согласился.
– Надо похоронить ее, – сказала Лил. – Я не хочу смотреть… Лучше сбегаю, деактивирую свой домик.
Эйд сходил к суммар-синтезатору, вернулся с лопатой и принялся рыть могилу.
Ему и в голову не могло прийти, что домик Лил вовсе не нуждался в деактивации. Отлучка нужна ей была для того, чтобы сжечь розовые крылья.
