Приближение времени | страница 7



румяной корочкой, и куры, и сало с розовыми прожилками
мяса,ѕ все есть на базаре. А в магазинах и подваль
чиках вино и водка. Покупай. Бутылками и на разлив
в маленьких мерзавчиках. А хочешь, то и в стакан-
чик нальют… Рюмочных этих развелось. Тьма. И селедка
тебе, и белая, и розовая, и жирная, малосоленая. Все,
что душе угодно. Купить только нельзя, денег нет. Зарплаты
на исподнее для женщин не хватает. Хоть погибай.
Знакомый, милый голос жены с вариациями модуляций
осведомляется часто даже не о зарплате, она у нее
уже всегда в кармане, а когда премию дают. И только не
покидающее всех нас чувство юмора, не позволяло поддаваться
отчаянью нищеты с хмурой и кривой, как месяц,
улыбкой заглядывающей нам в очи. А если задержишься
на работе, или в картишки чуть-чуть с друзьями
перебросишься, запоздаешь, то чувство ревности женской
половины начинает задавать аромат скандала, излишне
румянит щеки любимой женщины, а ее врожденное
обаяние превращается в равнодушный взгляд, надменное
спокойствие, омрачая закон любовных влечений,
сводя их к минимуму и обращая внимание на других
женщин, которые кажутся красивее. И сознание, как
скульптор, начинает лепить новое любопытство к другой

посторонней женщине, разжигая пепел ревности, падающий
с облаков любви в семье еще больше, еще сильнее.
В один из таких паскудных вечеров, я взял газету
"Ивестия" и глаза мои уперлись в мою собственную фамилию
с другими, правда, гласными, но все равно озна-
чающими в переводе "фиговое дерево". А это значит, что
это был не я, а мой родной дядя, который по нашему семейному
преданию чуть ли не в Испании отличился, по
партийной линии стяжал себе славу в Минске, а что делал
затем после начала войны и как остался живым после
горящего Минска, в котором войну встретил, то одному
случаю известно. Одним словом, в газетной статье
прописывалось, что отличается такой человек как на-
чальник грузоперевозок на авиапредприятии одного
большого города. И ведь не ищет нас. Не нужны мы ему,
что ли?
Шум, производимый сознанием прошлого, заставлял
всматриваться в это прошлое с особой пристальностью,
а мысль, наполненная текущей действительностью, обращалась
в бодрость.
Дядя Петр припоминался не просто бодрым, а главой
ватаги местных хулиганов нашей Касриловки. Позднее
он явился всем родственникам бравым кавалеристом с
шашкой на боку. Отчего еще больше прослыл героем
среди местной голытьбы. Но не задержался Петр в Касриловке.
Он и без образования мог устраиваться в жизни.