Я еду в недельный отпуск. Еду… Это значит бегу,
вскакиваю неудачно между вагонами и пос счастливой
случайности не погибаю. "Братки" протягивают руку и
вытягивают меня на крышу вагона поезда. Еду…Это
значит на каком-то лесовозе колочу в крышу шофера,
чтобы остановился, и вижу его удивленную круглую физиономию.
" А откуда ты появился у меня в кузове",ѕ
спрашивает она у меня. А я и сам не знаю откуда. Шибко
бежал. И ведь никто за долгое это мое путешествие, никто
не обзывает меня, ни разу поносным именем.
Страх голодный, добираюсь до райцентра и нахожу
дом, где по рассказам живет моя семья, т.е. мать, отец и
малолетние братья. И раннее утро так прохладно, что у
меня зуб на зуб не попадает и верхние нижним чечетку
задают. А сердце матери вещунье. Взглянув в окно, она
прямо с моими глазами встретилась, шепчет и плачет:
"Ой, сын мой!" Какой сепур начался. Все ходуном ходит.
Братья малолетние визжат. Соседи улыбаются, во двор
высыпали. Фронтовик на побывку приехал. За отцом на
работу побежали. Он свой пошивочный цех оставил и
вместе с местным районным комиссаром явился. В руках
отец держит ведро водки. Комиссар зад свиньи.
Умирать буду, а забыть этого никак нельзя. Роскошь, да
и только. Откуда что взяли. И борщ помню. Борщ на славу!
Хотел бы забыть, но сделать это невозможно. Все
ячейки в туалетах моего обратного пути были мои. Не
одной не пропустил. Точно помню. А ведь, казалось, водкой
борщ запивал! Но как только в часть прибыл и приступил
к своим обязанностям связиста, то все как рукой
сняло. Бывает же такое.
А впереди чего только не было… И наступали, и отступали,
и на месте топтались. И все сначала да ладом.
Погибали люди, погибали. А мне вот удалось выжить.
Ничего в войне хорошего нет. И не вспоминаю ее никогда.
Она сама вспоминается, Ухает и плывет в ушах. Перед
окончанием войны случилось мне послать отцу несколько
пачек трофейного сахарина. Он его продал. А
