бирские пельмени из тройного мяса, и разварной осетриной
не брезговали, окормлялись и белыми маринованными
грибами и горячей закуской из шампиньонов,
баночной черной да красной икрой на круто сваренном
яйце или просто так, да крабами, да прекрасно приготовленной
Анной бефстрогановами с жареным картофелем
под подливой из белых грибов. Разумеется, не обходилось
и без хорошей выпивки и не только спирта под
сырое яйцо, и не только старки, петровской водки или
водки "Кристалл". Были здесь и "Прасковейский мускат",
и "Улыбка", "Шампанское" разных сортов. Все было.
Родственная публика удовлетворенная и довольная
расходилась восвояси. И жизнь обретала тут в глазах
малолетней дочери Петра Захаровича совсем иной характер.
В душе ее росло и увеличивалось в объеме чувство
заброшенности, ненужности и недетской усталости
после бесконечного числа помывок всей этой горы посуды
то в горячей, то в холодной воде, которая таскалась в
их частный дом во флягах из колонки с улицы и зимой,
и летом. За ней никто не смотрел. Никто не интересовался
ее жизнью. Родители жили сами по себе. Как
пыльный цветок у дороги в их доме росла их дочь. Она
была приветливым и добрым ребенком и от своей незаметности
в доме, которую она болезненно переживала,
она впадала в мучительное сомнение замкнутости,
внешне которую никак не проявляла. Наоборот. Она хороводила
мальчишками своего класса. И хотя никто и
никогда из родителей не проверял ее тетрадей и не следил
за ее учебой, поскольку родители считали, что они
много работают, а к этому времени Анна поступила на
близкое к дому авиапредприятие, то и вообще присмотр
за ребенком прекратился, но училась она вполне прили
чно. В школе ее любили и учителя, и сокласники за
добрый нрав, смешливый характер и боевитость.
Дома положение ее совсем менялось. Она не только
была и оставалась Золушкой. Чувство лишней в семье
стало камнем ложиться на ее сердце как только в семье
