— А если и так. сынок, нам-то что?
— Они, отец, из Малева... те, которых избивали — в казарме — почище нашего.
— Ага!
Старик обернулся. Но в темноте он увидел лишь мерцанье цигарок.
— Это вы, друзья?
— За твое здоровье, дедушка Капанов!
— Пейте, согревайте душу. Пошевеливайся, Дрангаз!
Дрангаз поставил поднос на пол и ждал, когда ему расскажут, что случилось. Но Сыбчо огрызнулся.
— Ты что стал, как свеча! Убирайся! Мимо рта не пронесем!
Потом поднял стакан, повернулся к малевцам:
— Будьте здоровы, товарищи! За упокой души погибших... и тех, кто еще погибнет!
Подвал преобразился. Головы поникли. Снова они будто в казарме — малевцы, сапожники и другие, много других. Темнота, вонь... Слышатся стоны, пол залит кровью... эх!
Старый Капанов вздохнул. И опрокинул разом стакан полыновки. А боль его передалась, как зевота: вздыхали один за другим. Сыбчо глухо тянул: «Как хотите стерегите, я и так не убегу...»
Как они пели это там! Пели и плакали. Ладно.
— Что случилось, дедушка Капанов?
— Как же, случилось! Дрангаз не отворял, и мы...
— А мы подумали бог весть что.
Сыбчо закрутил ус.
— Что может случиться? Кому смех, кому горе.
— Так-то оно так.
— У Карабелевых — там этот начальник, косоглазый — мать его... Теперь ему сам черт не брат: умерла — средь свадьбы — старуха Карабелева.
— Да ну? Смотри ты! Везет этому кровопийце!
— Везет. — Сыбчо цедил сквозь зубы. — А эта толстуха Миче — Карабелева — теперь еще разжиреет... Так наплевать на братнину память — тьфу, гадина... ну, да ничего. Господь милостив. Придет же на нашу улицу праздник!
Цигарки разгорелись ярче и осветили бочки. — Да, придет и на нашу улицу праздник, не может не прийти!
Сыбчо потушил свою цигарку.
— А кто-то сейчас девку крал... Право слово! Ну и дела! Верно сказано: кому — смех, кому — горе. Так оно и есть!
Малевцы вытянули шеи.
— Девушку, говорите? Смотри-ка! Когда?
— Девушку. Украли.
— А когда, сейчас?
— Сейчас. Только что.
Крестьяне подтолкнули друг друга. Потом зашевелились, поднялись один за другим и пошли вверх по темной лесенке. Затянули пояса и исчезли в белой ночи.
Старик Капанов ничего не заметил. Сидит себе, нагнувшись над подносом, который Дрангаз поставил на пол. Курит и пьет. Не слышит, не думает; ничего уже не слышит и ни о чем не думает.
Но Сыбчо оглянулся вокруг и стукнул себя по лбу. Ба, не иначе, как малевцы заварили эту кашу, — их люди девку украли! Конечно, их рук дело! Выбрали времечко, ничего не скажешь, хе-хе!
Он вскочил, вытаращил глаза, жестом спросил Дрангаза: куда девались малевцы?
