Старик опять зевнул:
— Не дури, Сыбчо. Кто теперь думает о сене?
И он стал спускаться по лестнице. Сыбчо выругался и полез за отцом. Правда, сколько народу перебили, а он о своем сене будет заботиться. Да пропади оно пропадом!
Посеребренные белой ночью дворы ожили: словно суслики из норок, повылезли женские головы. Сыбчо почувствовал что-то неладное, но старый Капанов шел, не выпрямляя сутулой сапожничьей спины.
— Отец, здесь что-то происходит...
— А?
— Посмотри, там бабы прячутся!
— Бабы? Пусть себе прячутся, нам-то что?..
— Оно, конечно... Только гляди, как бы на наши головы опять чего-нибудь не свалилось.
Старик посмотрел вокруг. Но они уже повернули к подвалу Дрангаза, и «суслики» снова спрятались в свои норки.
— Что может еще свалиться на наши головы, Сыбчо? Страшнее смерти ничего нет. А разве на нас свет кончится? Да если бы и кончился! Пусть кончится, черт бы его побрал!
Марга, служанка, расстроила свадебное торжество. Дура. А сама убежала по черной лестнице и присела на ступеньках, у выхода в фруктовый сад.
— О-ох, Сашко, Сашко Карабелев, где ты теперь, чтоб поплакать над бабушкой?..
Она глухо причитала в белой, затаившейся ночи. А тени фруктовых деревьев обнялись и повисли, как надгробные ангелы.
— Марга! Тсс!..
— Ох, матушки, кто это?
— Тсс! Привет от Сашко.
— Матушки!!
— Тсс! Беги сейчас же и шепни Миче: мы ее ждем!
— Как? Прямо здесь?
— Тсс, здесь. Только потихоньку шепни, чтоб никто не видел и не слышал! Ну, беги.
Но Марга не могла сдвинуться с места. И человек — длинноволосый и темный, как высокая и черная в этой ночи крыша Карабелевского дома, — обнял ее.
Служанка прижалась головой к его широкой груди:
— О-ох, где мой барчук — Сашко, где он?
Незнакомец зажал Марге рот, потом погладил ее увядшие щеки, вытер мокрые от слез глаза и прикоснулся губами к ее сморщенному лбу.
— Иди, Марга. Помоги нам хотя бы Миче спасти. И будь храброй. На тебя теперь вся наша надежда.
...Жена кмета отвела Миче в кухню сполоснуть лицо, а сама вернулась, чтобы последить за косоглазым: ведь он припрячет драгоценности старой хозяйки, это ясно!
Сотир, запершись в комнате умершей, пыхтел. Бархатная сумка с перламутровой ручкой оказалась пустой. Только золотая булавка с коралловой головкой уколола ему ладонь, и он ее вынул. Булавка воткнулась в дно сумки и поэтому осталась, дело ясное.
...Ограбить самого начальника околии! Лицо косоглазого бледнело, зеленело. Он снова отодвинул труп (голова свисла с лежанки) и принялся искать, дрожа от нетерпения и жадности. Но нигде не было ни одного золотого.
