Снова прозвучала длинная очередь, но на этот раз стреляли не по мне. Я боялся пошевелиться и вздохнуть, но и так догадался, что стреляли по Гадо.
И вдруг я услышал ответную, да, ответную очередь! Гадо жив, жив!!! Какая-то сила оторвала меня от земли, и спустя секунду я был уже на насыпи, меж двух рельс. Еще рывок! Что-то сильно рвануло мой баул, а потом обожгло ногу.
Скатываясь с насыпи кубарем, я почувствовал острую боль, а затем теплоту, разливающуюся по ноге. Чуть ниже колена. Баул лежал где-то рядом со мной, но я его уже не видел. Рванув куртку, я выхватил из-под нее автомат. Боль в ноге становилась все сильнее и сильнее, однако, превозмогая ее, я кое-как привстал и сделал несколько шагов назад. На освещенном пространстве у будки никого не было, людоед Макуха и его напарник, видимо, залегли где-то рядом с ней. Я всматривался как мог туда, где они могли находиться, но так никого и не приметил. И вдруг я различил голос Макухи, он что-то тихо говорил своему напарнику, которого я не видел. Точнее, не говорил, а отрывисто выкрикивал, подавая какие-то команды. Я с ходу засек это место и так саданул по нему от всей души, что почти не сомневался — Макуха не уцелеет. Когда по мне начал стрелять второй мент, я уже был на земле, под защитой насыпи. Но, стреляя по мне, защищая уже убитого Макуху, он тем самым выдал себя, и Гадо тут же «достал» его со своей стороны.
Ни таджик, ни я не решались встать и выйти на открытое место, хотя догадывались, что менты мертвы. Не знаю, сколько времени мы молча ждали малейшего шороха с их стороны, но мне показалось — долго, очень долго.
Гадо рискнул первым и прокричал, что идёт ко мне. В ответ — ни звука. Я понял его замысел и продолжал напряженно молчать, ожидая возможных действий со стороны ментов. Чуть приподнявшись, я подобрал с земли увесистый булыжник и запустил его в сторону будки. Снова залёг. Ничего. Ждать дольше было просто невыносимо, но и пойматься на возможную уловку натасканных, опытных «псов» тоже не хотелось. Ставка была слишком высокой и — последней!
Гадо не выдержал и метнулся вперёд. Я не видел его самого, но догадался по топоту, что он пробежал несколько метров и залёг. Кажется, он кого-то рассмотрел… В этот момент я подумал о Свете и о стрелочнице; ни та ни другая не подавали признаков жизни, как будто их вовсе не существовало на этом пятачке.
* * *
Когда мы наконец вошли в помещение, бледная как полотно стрелочница сидела на кушетке словно изваяние. Увидев нас, она не моргнула и глазом, но начала тихо креститься и шептать. Вид ее при этом был совершенно отрешенным, почти невменяемым. Я истекал кровью и думал только о ноге. Продырявленные прапорщики нас уже не интересовали. Им даже не выдали раций! Очевидно, на всех не хватило.
