- Читаю.
- Плохо читаешь.
- А когда писали про премию?
- Давно уже, неделю назад. В газете «Правда», понял? И в «Ленинградской» было.
- А в «Ленинских искрах» писали?
- Не знаю, - сказал я. - Она детская, а это же взрослые премии. Я нащупал в кармане железнодорожный билет.
- Мой билет, во, видишь? Написано: «Ленинград - Москва. Детский. Пятьдесят процентов».
- А что же тогда мать моя говорила? Вот тоже - дает, - захихикал Бабенков. - Ну и путаница!
***
Я, конечно, Москву много раз видел по телевизору. И Красную площадь, и Останкинскую башню.
Когда мы подъезжали в нашем сидячем поезде к Москве, было уже темно. Останкинская башня красиво светилась в небе, и все пассажиры смотрели на нее в окна.
Потом поезд стал подходить к платформе.
- Ты не волнуйся, - сказал мне человек, который сидел рядом со мной, - если тебя не встретят, у меня переночуешь. У меня такой же сын и дочка еще есть.
Поезд остановился, все начали толкаться со своими чемоданами к двери, а я смотрел в окно и папу не видел. В окна стучали разные люди, кому-то там улыбались, махали руками, а папы на платформе не было.
- Ну что? Пойдем или будем ждать? - спросил человек, который ехал со мной рядом. Теперь он уже стоял. И мы были одни в пустом вагоне.
- Ждать, - ответил я.
- Выйдем на платформу, к вагону. Мы пошли на платформу.
И только я спрыгнул на асфальт, как ко мне подбежала Татьяна Филипповна. Она даже не разглядывала меня, а узнала сразу.
- Да вот же он! - закричала она. - Саша! Саша! Александр Петрович, вот же он!
Она крепко схватила меня за руку и не отпускала.
- Вот тебя и встретили, - сказал мой бывший сосед. Тут подбежал и папа»
- Ну наконец-то! - И он засмеялся. - Большое вам спасибо. - Это он сказал человеку. - А мы смотрели тебя в тринадцатом. Мама, видимо, сказала «двенадцать», а я услышал «тринадцать».
***
На другой день папа и Татьяна Филипповна провожали меня на вокзале.
Поезд был такой, в котором я ехал, может быть, даже тот самый, только вагон теперь второй - у самого локомотива. Первого вагона у поезда совсем не было.
- Ты, пожалуйста, люби и слушайся маму, - говорил на прощание мне папа, - я ее всю жизнь буду уважать. Мама у тебя - очень хороший человек.
Татьяна Филипповна вдруг заплакала. Она плакала негромко и одновременно улыбалась.
- Не обращайте внимания, - говорила она.
- Папа, а ты скоро вернешься? - спросил я.
Он долго не отвечал, будто снова думал о своих расчетах, а потом посмотрел в сторону и сказал:
