Во сне я снова увидел себя в кабине паровоза и почему-то ничуть этому не удивился. Похоже, подсознательно я ожидал развития событий. На это раз мы никуда не ехали, а стояли на запасных путях какой-то немыслимо древней станции – может быть той, которая была тут когда-то. Во всяком случае, видневшийся в отдалении пакгауз был весьма похож, только выглядел посвежее. Феофанов в каком-то замасленном картузе, тихо насвистывая, натирал тряпочкой медные детали. Мне захотелось вновь промчаться на паровозе по тем красивым местам, которые я видел в прошлом сне, но Феофанов покачал головой:
- Сегодня стоим – пассажиров нет...
- Что с вами случилось? – спросил я, - А с паровозом? Как все было на самом деле?
Феофанов помолчал, а потом сказал совершенно не в тему:
- Зря ты их накормил.
- Кого? – удивился я.
- Гремлинов. Они тебе, конечно, помогут, но с ними проснулся и некто другой...
- Никого я не кормил! И кто это другой?
- Ты окропил своей кровью паровоз, и они проснулись, но проснулись не одни... И тот, другой, он не успокоится...
- Я не понимаю...
- Поймешь. Иди, тебя зовут.
Я немедленно осознал, что лежу на раскладушке в пакгаузе, через окна бросает яркие лучи солнце, а в дверь кто-то барабанит. Дурной спросонья, я поплелся открывать. За воротами стоял Тюркин собственной персоной. Он не успел ничего сказать – я махнул ему рукой, чтобы заходил, а сам поплелся к колодцу умываться. Похоже, что спал я долго – солнце было высоко. Придется объяснять этому «буржую», почему я не касался его машины... ну и фиг с ним! Тоже мне, цаца какая. Скажу, что обдумывал и готовился – пусть уважает мастера.
Вернувшись от колодца, я увидел, что Тюркин буквально подпрыгивает в дверях, напоминая привязанный за ногу полуспущенный аэростат.
- Ну, братан, ты даешь! – восторженно заголосил он, - Ты зачем сказал, что красить не можешь? Шутка, да?
Я прошел в пакгауз и взглянул на машину – левое крыло теперь ничем не отличалось от правого. От вмятины не осталось и следа. Ноги мои подкосились, и я сел на инструментальный ящик, на некоторое время перестав воспринимать окружающее. Вокруг меня суетился и подпрыгивал Тюркин, что-то нес своим высоким визгливым голосом, совал мне какие-то деньги, которые я, не считая, сунул в карман комбинезона – но перед глазами моими стоял печальный лик старенького механика Феофанова и слышался его голос: «Они тебе помогут, но с ними проснулся и некто другой...». Мне было как-то нехорошо, и когда Тюркин унесся на своем Форде, я вздохнул с облегчением. Мне надо было о многом подумать.
