Он опять умилосердится над нами, изгладит беззакония наши.
Mux 7, 19
То ли в 1960-е, то ли в 1970-е годы стали доноситься слухи о том, что на самом севере Литвы, в деревне, служит алтарником архиепископ Сладкявичюс. Отец Станислав Добровольские ездил к нему, а другим не советовал, чтобы не навлечь на владыку дополнительных бед. Слава молитвенника и экзорциста привела к тому, что очень нуждающиеся писали Станиславу, тот отвозил Сладкявичюсу, а уж Сладкявичюс отвечал, чаще – устно. Например, из Москвы написали о несколько свихнувшемся сыне одного замечательного (и неверующего) ученого. Насколько я знаю, владыка Викентий ему помог.
Осенью 1983-го докатилась и я. От одной мысли об Андропове (не рабе Божьем Георгии, конечно, а главе СССР) я просто умирала, если не хуже. Несмотря на мое сопротивление, привели ко мне теософа, который сообщил, что пока мы, христиане, каемся,
вылечить нас невозможно. И тут Сладкявичюсудали архиепископскую кафедру в городке Кайшядорис. Кардиналом он, по-видимому, стал позже, хотя некоторые считают, что in pettore, тайно – тогда.
15 октября, в день св. Терезы Авильской, я поехала к нему. Насчет моих просьб он удивился: какие экзорцизмы, когда такое сгущение зла? Но ничего, заверил он, «это» кончается; и попросил не гневить потом Бога, поскольку будет просто жизнь, не рай на земле, но все же и не бесовский режим. Кроме того, он сказал, что в такое трудное время хорошо бы посвятить Богу сильное страдание. Я так устала от страха и дурноты, что не поняла, каких еще нужно страданий; однако дома, в Вильнюсе, тут же заболела тяжелым панкреатитом.
Что было дальше, надеюсь, помнят все. Меньше я надеюсь, что «все» или хотя бы многие не гневят Бога.
Я уже писала о поездке к Сладкявичюсу в октябре 1983 года. Для верности напомню, что он сказал: потерпите, «это» кончается; будет не рай, а просто жизнь в падшем мире; страна распадется (должно быть, он имел в виду СССР, а не Россию); особой демократии не будет (это уже в России), она «там» не прививается, но не будет и тоталитарного режима. Приехав из Кайшядориса, я почти сразу заболела, что тоже «сама жизнь», поскольку монсиньор советовал в этот трудный период страдать и посвящать свои страдания Богу. Однако несколько дней и потом, после больницы, я думала, а иногда – говорила с о. Домиником о тоталитарном и авторитарном строе. Разница проста: лезут тебе в душу или нет.
