задерживают? Матери цыкали на них или, кто поласковей, на нас.
И вот, земля Девы Марии оправдывает свое именование. Чем-чем, а милосердием дети ее не отличались, это вроде бы по нашей части. Вероятно, нельзя так долго отказываться от главного своего достояния. Известно, что еврей, не служащий Богу, становится обычным восточным плутом, «знающим лукавство». Наверное, русский, отказавшийся от милости и тихости, тоже очень плох. А вот у литовца, как заметила моя дочь Мария, черта, роднящая с Христом, – «плотниковость». Изменяя ей, он становится особенно неприятным – сравните нашего пьяницу с напившимся и сравнительно высоко-лобым посетителем «Неринги». Однако речь не об этом. По мере общего очищения Литва нашла в себе неожиданную жалость. Жаль, что летом 1941-го ее не было не только к рыбам, но и к соплеменникам Христа. Но вот, все можно искупить, и в самой умилительной, детской форме. Пишу «детской», а сама рассказала немного выше, как равнодушны и себялюбивы непроснувшиеся дети. Но это -другая проблема или, как сказал бы Габриель Марсель, другая тайна[ 75 ].
За Польшею, а значит – за Литвой…
Когда я переводила «Centessimus annus» и теперь, когда перечитываю, я не могла и не могу спокойно отнестись к скупым и суховатым строкам о первой половине 1980-х. Вот – тоже «сама жизнь», писать о ней можно и почти протокольным языком, даже как-то целомудренней.
Шел март 1982 года. В Польше уже ввели военное положение. Теперь многие считают, что выбрали меньшее из зол. Очень может быть. В сентябре 2001-го Адам Михник запросто повел к Ярузельско-му одного московского математика, приехавшего на чествование Томаса Венцловы. Да, может быть; но тогда мы немыслимо страдали.
Часто я уезжала к Петру и Павлу, где присмотрела картину в дальнем углу: Дева Мария на черном фоне, а по обе стороны падают сломанные стрелы Божьего гнева. Сколько я проводила там времени, не знаю, да и не стоит об этом говорить. Однажды, приехав оттуда, я застала у нас молодого художника, который вместе с моей дочерью выдувал мыльные пузыри, очень красивые, разноцветные. Сам он был кроткий, диковатый, а мечтал – о том, чтобы на одной из плиток площади написать слово stebuklas – чудо.
Через несколько лет он это сделал, такая плитка там лежит. Еще через несколько лет Литва стала свободной и у моих детей, полулитовцев, теперь официально две страны, причем в одной из них есть хутор. Осенью 1991 года в Литву приехал Папа. А недавно, в 2003 году, мы получили письмо с вырезкой из газеты:
