После того, как я узнал, что она читает и что слушает, она стала нравиться мне еще больше. Но, возможно, так получилось бы с книгами и дисками любого человека, даже если бы среди них было много никчемного хлама. Потому что, когда ты смотришь на то, что человеку нравится и что нравилось раньше, ты узнаешь о нем много такого, о чем он, вероятно, предпочел бы не распространяться.
Мне нравилось, что Сибхан, видимо, уже переросла группы, играющие в стиле «белого рока», и теперь ищет что-то более спокойное и интеллектуальное (невозможно было вообразить, что она начинала с Чета Бейкера и Майлза Дэвиса, а затем переключилась на «Ю-ту» и «Оазис»), Это показывало, что она все еще молода и любопытна и пока еще не знает, что ей нужно от жизни. Она все еще изобретает свою жизнь, импровизирует, а не старается воссоздать ее.
Это была типичная квартира молодой одинокой женщины, девушки, которая любит и умеет доставить себе удовольствие. Несмотря на журналы и одежду, разбросанные вокруг, здесь не было и следа того бедлама, которые царствуют в доме, где есть ребенок. Нет, тут не было и в помине того уютного беспорядка, к которому я так привык. Можно было добраться до двери и ни разу не наступить на фигурку Хана Соло.
Но мне как-то не хватало этого беспорядка и кутерьмы моего дома, и я уже начинал скучать по тому, что раньше был человеком, умевшим держать слово.
* * *
Когда я вернулся домой, Джина плакала. Я уселся на кровати, боясь до нее дотронуться.
— После вчерашнего шоу началось безумие, — оправдывался я. — Мне пришлось остаться на студии.
— Я понимаю, — сказала она. — Я не из-за этого.
— Тогда из-за чего?
— Из-за твоей мамы, Гарри.
— А что с ней?
— Она так хорошо обращается с Пэтом, — всхлипнула Джина, — ей это так легко удается!
Я никогда не смогу стать такой же, как она: такой терпеливой, такой доброй. Я сказала ей, что иногда мне кажется, будто я схожу с ума — весь день дома, и не с кем поговорить, кроме малыша. А когда он в детском саду, мне еще хуже. — Джина взглянула на меня, и ее глаза до краев наполнились слезами. — Я думаю, она даже не поняла, что я пытаюсь ей объяснить.
Ну, слава богу, что хоть так. А то мне уж на мгновение показалось, что Джина обо всем догадалась.
— Ты самая лучшая мама в мире, — сказал я, обнимая ее. И я действительно так думал.
— Нет, — ответила она. — Это ты хочешь, чтобы я была хорошей мамой. И я сама хочу, правда. Но только хотеть недостаточно.
Она еще немного поплакала, хотя в ее всхлипываниях уже не было такого безумного отчаяния. Иногда подобное с ней случалось, и я не понимал, из-за чего. М не всегда казалось, что она плачет из- за каких-то пустяков. «Не такая хорошая мама» — что это еще за ерунда? Джина — прекрасная мать. И если ей немного одиноко днем, она всегда может позвонить мне на работу. Секретарша обязательно примет ее сообщение. Кроме того, на моем мобильном стоит автоответчик. Как она может чувствовать себя одинокой? Я просто не понимал этого.
