Мое чувство собственного достоинства съеживалось с каждой такой процедурой все больше и больше.
С другой стороны, у меня теперь было больше времени, чтобы писать или заниматься другими делами, потому что новый эксперимент отнимал всего десять минут три раза в день.
На встречах с Арнольдом я задавала вопрос о чувстве собственного достоинства и говорила, что эти унизительные процедуры не дают мне сконцентрироваться на работе. Я надеялась, что у него найдутся подходящие слова, чтобы помочь мне справиться с этой ситуацией, но их не было. Он только слушал и кивал, делал какие-то пометки у себя в журнале и задавал вопросы. Что-то вроде: «Что ты чувствуешь, когда пишешь?» или «Что ты подразумеваешь под словом „унизительный“?»
Тогда я начала говорить о страхе перед побочными явлениями.
— Ты их уже почувствовала? — спросил Арнольд.
— Нет, но и позитивного эффекта тоже не наблюдается. Напротив, я еще тревожнее, чем раньше. А ведь они должны были начать действовать сразу.
— Но ведь это эксперимент, — возразил Арнольд.
— И что?
Он ничего не ответил. Только сидел в своем кресле напротив меня, закинув ногу на ногу, с умным лицом и изучающе смотрел. Я снова сменила тему и заговорила о Сив, о том, как со мной чуть не случился нервный срыв, когда я узнала то, что уже давно знала.
Это его заинтересовало. Лицо оживилось. Психолог наклонился в кресле, начал спрашивать про Сив, про мою семью и про то, какие у нас были отношения в детстве. Я отвечала механически, излагая свою теорию, почему именно я и Сив из всех остальных братьев и сестер не смогли создать семью и выбрали профессии с нестабильным заработком.
Наверно, мне гораздо больше пользы принес бы разговор о моем повторяющемся сне с Джоком или о наших отношениях с Юханнесом — все это было новым и непонятным для меня, тогда как мое детство и моя семья были делом давно минувших дней. Но я уже не могла поменять тему и ушла из приемной Арнольда с ощущением зря потраченного времени.
Однажды после второго приема таблетки я поехала в библиотеку, чтобы сдать книги. За стойкой была Виви. Шелля нигде не было. Выкладывая книги, я спросила в шутку у Виви, не уволили ли его. Виви серьезно на меня посмотрела.
— Ты не слышала? — спросила он. — Он болен. Тяжелые побочные явления: потерял ориентацию во времени и пространстве, почти ничего не соображает. Не может даже встать с постели.
— Да что ты говоришь! Как давно это началось? Я тоже участвую в этом эксперименте и…
