Мы лежали в постели. Я не еще не рассказала Юханнесу о том, что мне сообщила Эльса. Я вообще раньше не упоминала ни Сив, ни других своих родственников. И только теперь решила рассказать ему о своей семье.
— Стальная Сив? — воскликнул он, еще не дослушав мой рассказ до конца. — Она была твоей сестрой? Я и не знал, что ее фамилия Вегер.
— Ты ее знал? — Я села в кровати.
— Нет. Но когда я оказался здесь три с половиной года тому назад, я слышал разговоры о ней и Элен.
Майкен ее знала. Мне кажется, Сив была для нее тем же, чем Майкен для тебя.
— Правда? Ты не выдумал все это для того, чтобы меня утешить?
— Не глупи, Доррит! Зачем мне что-то выдумывать? Я рассказываю то, что знаю. Они с Майкен знали друг друга недолго, но достаточно для того, что бы Сив помогла Майкен приспособиться к жизни здесь.
— И у нее это получилось.
— Спасибо твоей сестре.
— Интересно, а у Сив тоже была такая подруга? — спросила я.
Юханнес ничего не ответил, только посмотрел на меня отсутствующим взглядом.
— Я тебя чем-то расстроила? — спросила я.
— Не знаю, — ответил Юханнес.
Я взяла его за руку. Так мы и лежали, рука в руке, и смотрели в потолок.
— Здесь так быстро сменяются поколения, — произнесла я.
— Да, — подтвердил Юханнес. — Да.
Я поняла по его дыханию, что он борется с рыданиями. Я повернулась лицом к нему и погладила ладонью по шершавой щеке. Юханнес выключил лампу: то ли, чтобы я не видела его плачущим, то ли потому, что пора была спать, — повернулся ко мне, притянул к себе и прижал мою голову к груди. Я обхватила его руками, уткнулась лбом в грудь и закинула ногу ему на бедро, чтобы быть как можно ближе.
Утром мы проснулись в той же позе, словно двое тонущих, вцепившихся друг в друга в последней надежде на спасение — или просто для того, чтобы не умереть в одиночку.
Испытания антидепрессанта стали частью моей новой жизни. Три раза в день — утром, в обед и вечером — я ездила в лабораторию № 3, чтобы принять маленькую желтую таблетку. Это нарушило мое привычное расписание. Я не могла спокойно писать по утрам, зная, что между восемью и девятью часами мне придется одеться, спуститься на лифте вниз и проглотить эту чертову таблетку. Я не могла сконцентрироваться, а без этого невозможно было писать. Поэтому вместо того, чтобы сочинять дальше, я сидела и вычитывала старое, вносила исправления, дополняла и переписывала текст.
Еще больше меня раздражало то, что мне не доверяли, что меня принимали за маленького ребенка, способного на обман. Было унизительно стоять с открытым ртом перед медбратом Карлом, наивной сестрой Лиз или перед кем-то еще из медперсонала, как лошади на ярмарке, и под их пристальным взглядом глотать таблетки, чтобы потом услышать: «Молодец, Доррит! Жду тебя с двух до трех».
