— Вечер добрый, — тихо промолвила она.
— Здравствуй!
Оба молчали. Семашко понимал: надо что-то сказать, но что? Все продуманные, выношенные слова вылетели из головы, он стоял и только растерянно улыбался. Потом отважился:
— Отец не кинется тебя искать?
— Он с вечера поехал к соседнему пану на свадьбу и, верно, там заночует. А как ты не побоялся сюда прийти?
— Я… я куда угодно к тебе приду. Да и чего бояться?
Леся вздохнула:
— Я как-то стала отцу говорить про тебя, а он раскричался и сказал, чтоб и думать бросила. А если твой отец узнает, что ты здесь? Ведь я полячка!
— Мой отец? Что ж ты думаешь, наши казаки не люди, что ли? Ведь и у нас в сотнях есть поляки. Честный человек всегда у нас место найдет. Лишь бы он трудился да не обижал народ.
— А моя вера?
— Мы воюем с теми, кто нашу веру притесняет. Тебя никто ни к чему неволить не будет.
Леся доверчиво подняла на Семашку глаза:
— А ты, ты будешь всегда со мной? Может быть, ты скоро забудешь меня?
Семашке хотелось обнять ее, поцеловать, но что, если она рассердится и убежит? Он сказал только:
— Леся, неужто не веришь мне? Если ты и дальше будешь так говорить, я рассержусь на тебя и…
— И что?
— И… — он не мог подобрать нужное слово, — накажу тебя.
— Какую же ты мне кару придумаешь? — лукаво улыбнулась Леся.
— А вот какую! — он порывисто привлек ее к себе и стал горячо целовать в щеки, в морозные губы, в глаза.
— Не надо, любимый мой, не надо, — легонько отталкивала она его, а потом обхватила рукой за шею и спрятала голову у него на груди.
Они опомнились лишь, когда из-за частокола прозвучал хриплый, пьяный голос:
— Кто там?
Семашко выпустил Лесю из объятий и оглянулся.
— А, это ты, харцизяка, пся крев, как ты смеешь, хлоп поганый? Гей, гайдуки, шкуру спущу! Куда вы смотрите, хамское кодло? Берите его!
Сабля сверкнула в руке Семашки.
— Ну, кто посмеет? Кому жить на свете не хочется?..
— Что ты такое говоришь? — крикнул Зеленский. — Еще с коня упадешь. Очнись.
Семашко открыл глаза.
Зеленский тряс его за плечо.
— Что с тобой? Говоришь такое, будто рубать кого хочешь. Я думал, с коня так и хлопнешься. Снилось что-нибудь?
— Привиделось невесть что, — схитрил Семашко, все еще находясь под впечатлением воспоминаний.
…Миновав перелесок, всадники встретили двух панов: Дерезу и Харленского. Те ехали жаловаться Палию на бывшего полковника Карпа Тышкевича: он отобрал у них поместье Бышев. Зеленский, выслушав их, спросил у казаков, кто здесь из Бышева и что за птица Тышкевич. Узнав, что «хорошая подлюга», он приказал ехать сперва на Бышев. Оба панка, радостные, ехали рядом, заглядывая в глаза сотнику и обещая дать крестьянам волю, лишь бы только им помогли проучить живодера Тышкевича. Небольшую крепость не пришлось даже брать — крестьяне сами открыли ворота, и Зеленский въехал во двор с перначом в руке, в знак данной ему власти.
