Палий вошел в соседнюю комнату и остановился в удивлении: посреди хаты стоял одетый по-боевому Семашко и старательно точил саблю на колене. За плечами у него висел польский кремневый мушкет, за поясом торчали прямой ударный пистоль и сдвоенная пороховница. Парень не слышал, как вошел Палий, а тот, в свою очередь, сделал вид, что ничего не замечает, прошел и сел за стол, раскрыв часослов.
— Ты сынку, все выучил на сегодня? Подойди, я спрошу тебя.
— Разве сейчас до этого? Я с Саввой поеду, — ответил тот.
— С каким Саввой? Куда поедешь?
— Не таитесь, батько, я стоял за дверью и все слыхал. Побьем ляхов, так я, ей-богу, за три дня все выучу.
— Негоже, сынку, ты делаешь: то, что я задал, не выучил. Да и не к лицу тебе под дверью подслушивать.
Семашко стоял понурившись.
— У меня тайны от тебя нет, только есть такие дела, о которых иногда и помолчать надо. Подслушивать под дверью — последнее дело. Ты уже не маленький. Иди позови Цыганчука, а про это мы поговорим позднее.
Семашко вышел и вскоре вернулся с Цыганчуком, которого теперь трудно было узнать. Это был хорошо одетый, статный казак с обветренным лицом, он казался намного старше своих двадцати трех лет. Спокойный и смекалистый в деле, веселый и шутливый на отдыхе, Цыганчук быстро завоевал общую любовь и симпатию. Палий сам часто удивлялся его сметливости и изобретательности.
— Звали, батько?
— Да, — кивнул Палий, дописывая лист бумаги, — садись, я сейчас закончу… Поедешь в Батурин к Мазепе, повезешь письмо. Отдашь Мазепе в руки. — Лицо Цыганчука при этих словах не выразило ни любопытства, ни удивления: ему уже доводилось выполнять важные поручения. — Я прошу пороха и свинца, а то у нас маловато. Если Мазепа не согласится, ты на словах напомнишь ему, что есть приказ из Москвы помогать правобережцам всем, чем только можно, да он и сам про то знает. Письмо спрячь подальше, — лучше голову потерять, чем это письмо. Возьми с собой двух казаков у Саввы. Ты, Семашко, тоже с ним поедешь.
— Отец, — замигал длинными ресницами Семашко, — не отсылайте меня, пустите с Саввой. Вы же сами говорили, что я не маленький. Вот увидите, Савва не будет жаловаться на меня.
Палий махнул рукой:
— Ладно, иди, только отстань от меня. Да скинь эту бандуру, возьми русское ружье… И опять тебе напоминаю: не зарывайся.
Семен проводил Семашку долгим любящим взглядом и тоже вышел на улицу. Мимо промчались сотни, уходившие в засаду. На валу устанавливали пушки, насыпали камень, укладывали огромные бревна, К южным воротам медленно стягивались казачьи сотни и, спешившись, ожидали начала боя. К ним прибывали все новые всадники, в большинстве крестьяне на плохоньких лошадях; у многих всадников не было никакого оружия, кроме сабель, а кое у кого — лишь коса на палке. Однако из крестьян были созданы три сотни.
