Семашко покачал головой:
— Мы не разбойники. Мне твоего ничего не нужно. Казаки награбленное панами отбирают и бедным раздают.
Девушка плакала, а Семашко молча смотрел на нее. Ему хотелось утешить ее, помочь.
— Хорошо, я не дам его убить, — метнулся он к двери. Пробежав несколько комнат, он увидел связанного пана Федора, возле него стояла группа казаков. На скамье сидели Тимко и Андрущенко. Семашко подошел к ним. «А что батько скажет, когда узнает, что я просил за пана?» — мелькнула мысль. Но перед глазами встало заплаканное лицо девушки, красивое и печальное.
— Отпустите пана, он теперь на всю жизнь напуганный, хватит с него, — сказал Семашко глухим голосом.
— Что, ты, хлопче! Не к лицу казаку за пана просить. Он кровь людскую пил, а ты «отпустите». Не смей об этом и думать. Молод еще, горя мало видел.
— Отпустите! — стоял на своем Семашко.
— И чего ты заступаешься за этого живодера? Что он тебе, кум или сват? Пусть люди решают, что с ним делать. Покличь своего батька, Цыганчук.
Подошел улыбающийся Цыганчук с пожилым крестьянином, своим отцом. За ними вошли казаки и челядь.
Пан Федор, увидев крестьянина, умоляюще посмотрел ему в глаза:
— Прости, Явдоким, за кривду: бес попутал, пьяный я был, иначе не тронул бы тебя. Отпустите меня, век буду за вас бога молить. Никому слова плохого не скажу, — вертел во все стороны головой пан Федор.
— Ну, что ты на это, Явдоким, скажешь? — обратился к нему Тимко.
— Не будет тебе моего прощения. Ты не только меня тронул, ты и последнюю корову у меня забрал. Не лежит мое сердце прощать.
— Правильно, — загудела челядь. — Чего с ним цацкаться, на вербу его!
Какой-то дед плюнул пану Федору в глаза:
— Это тебе за моего сына!
— И за слезы наши! Попил кровушки! — выкрикивали из толпы.
— Поднимите его! — приказал Тимко. Его глаза гневно глядели на пана Федора. В них пан прочитал свой приговор.
В это время в комнату вбежала простоволосая девушка и, плача, упала в ноги Тимку.
— Пан дорогой, простите отца моего, он теперь всегда будет добрый, пожалейте меня, сироту.
Тимко отступил, растерянно огляделся вокруг.
— Проси, Леся! — воскликнул пан Федор.
— Паны казаки, люди добрые, — молила девушка, — простите ради меня! Разве я вам что плохое сделала?
— Нет, ты, деточка, ничего нам не сделала, — сказал Явдоким.
— Прости меня, Явдоким! — снова начал пан Федор.
— Ладно. Только ради дочки. Отпустите его.
Тимко явно колебался, не зная, как поступить, но девушка снова кинулась ему в ноги. Тогда он повернулся к казакам:
