— Очень просто мог, — сказала Бронислава.
— Тогда надо проверить по инвентарным книгам бабушки Василисы… жил ли тут в семнадцатом веке такой Фома Сиракуз, по прозванью Неверный…
— Почему неверный? — удивились Сиракузовы.
— А потому что он всегда и во всём, наверно, сомневался…
— А-а, — удовлетворённо сказали Сиракузовы.
— И поплатился за это: предсказал судьбу самозванному царевичу Лжедмитрию…
— Это какому Лжедмитрию, — сразу оживились Сиракузовы, — который хотел воцариться в Москве?
Потому что, кажется, это был единственный царевич, про которого они знали.
— Тому самому, — ответил Михайла Михайлович. — До похода на Москву он остановился в Монетке. А поскольку среди монеткинцев Фома слыл самым прямым и неподкупным, да ещё к тому же умеющим предсказывать судьбу, Лжедмитрий и решил выяснить, достанется ли ему московский престол… «Достанется», — ответил Фома. И Лжедмитрий уже было обрадовался. «Да вот только ненадолго», — продолжал Фома… — Михайла Михайлович улыбнулся, а Сиракузовы твёрдо сказали:
— Наш это был Фома, наш… У нас многие прямые и неподкупные, а некоторые даже умеют отгадывать судьбу: заранее всё знают…
Бронислава посмотрела на них и неожиданно прыснула, а Михайла Михайлович спросил:
— Если у вас в роду все такие провидцы, то ответьте мне, пожалуйста, на два вопроса…
— Ну? — сказали Сиракузовы.
— Стоит ли мне писать эту книгу?..
— Стоит, — твёрдо сказали Сиракузовы, — если даже не получится, всё равно интересно…
Бронислава возмущённо замахала на них руками, а Михайла Михайлович продолжал:
— И второй вопрос. Не получите ли вы завтра по контрольной двойку?
— Это за контурные карты? — спросили Сиракузовы.
Я замер.
— За контурные карты, — сказал Михайла Михайлович.
— Не, — ответили Сиракузовы, — не получим.
Михайла Михайлович удивился и велел на всякий случай повторить задание.
Мы вышли.
— Понял? — сказали Сиракузовы. — У нас все в роду ясновидцы!..
Я хотел ответить, что не ясновидцы они, а жулики, но тут увидел на дороге бабушку Василису.
Вероятно, нам с Сиракузовыми одновременно пришло в голову завладеть инвентарными книгами бабушки, потому что мы бросились к ней и потянули её в разные стороны.
— Бабушка, — торопливо говорил я, понимая, что, если сейчас не перетяну её на свою сторону, её перетянут немедленно Сиракузовы, — а я решил писать книгу!
— У кого что, — отбиваясь, говорила бабушка, — а у меня ремонт…
— Бабушка… — опять начал я.
Но Сиракузовы меня перебили.
— Что ты пристаёшь к бабушке? — сказали они. — Просто стыдно! Пожилой человек, а ты… — И начали сами: — Ты бы отдала нам, бабушка, свои инвентарные книги…
