Я подумал и убрал свои шесть копеек.
Некоторое время мы молча и с интересом изучали друг друга.
— Следующий! — наконец сказал Ферапонт Григорьевич, хотя никого, кроме меня, в магазине в тот момент не было. — За те же деньги вы, можете купить фирменные карандаши фабрики «Сакко и Ванцетти», — сказал он мне.
И лицо его сразу сделалось не по-родственному официальным.
Пятясь, я покинул магазин. И пришёл в себя только на улице.
«Так, — сказал я, — так… Кто-то скупил… Допустим.
А зачем же он тогда расхваливал эти карты, если заранее знал, что их скупили?»
И тут вдруг отчаянная мысль пришла мне в голову: их не скупили! Они лежали у него там, под прилавком, он только делал вид, что ищет, решив спасти меня и обоих, нелюбимых им, Сиракузовых от верной двойки!
Тёплая волна благодарности затопила меня.
«Какой человек! — думал я. — Верный. Отзывчивый. Настоящий».
Через час по штакетниковому забору, как в старые добрые времена, ударили палкой.
Это были Сиракузовы.
— Купил карты? — сухо и не глядя, спросили они.
— Нет, — сказал я.
— Мы тоже. Под прилавок заглядывал?
— Нет, — сказал я.
— Мы тоже. Но пока молчи. В пятницу Михайла Михайлович сам всё узнает.
И снова мы разошлись во враждебном молчании.
6. Михайла Михайлович пишет книгу
Но я не мог усидеть дома. Я пошёл к Михайле Михайловичу посмотреть, как он выглядит, если уже знает, что контурные карты исчезли. Но он писал книгу.
Тут уже сидели оба Сиракузова, которые, вероятно, тоже пришли посмотреть на Михайлу Михайловича.
— Шшш… — сказала мне жена Михайлы Михайловича, наша Бронислава.
Она с Сиракузовыми грызла семечки.
Я сел рядом и, если включить сюда Сиракузовых, мы теперь вчетвером стали грызть семечки и наблюдать, как Михайла Михайлович пишет книгу.
— Первую главу приканчивает, — шёпотом сказала Бронислава.
Мы кивнули, продолжая есть.
На столе перед Михайлой Михайловичем лежали старинные и нестаринные книги, из которых он, вероятно, делал выписки о нашем городе.
Вот он обмакнул перо, вот поднёс его к бумаге, но передумал.
Пошевелил губами.
Посмотрел в книгу.
Отложил перо.
Я ещё ни разу не видел, как пишут книги.
Вдруг Михайла Михайлович повернул голову, заметил, что мы, все четверо, во главе с Брониславой, перестав есть, на него смотрим.
— Ну что вы на меня смотрите? — спросил он и засопел, а его круглое лицо выразило страдание. — Думаете, легко писать, когда вокруг сопят и смотрят?.. Кажется, я взялся не за своё дело… — Он вздохнул и вдруг оживился. — Я откопал тут любопытное свидетельство… Как ты думаешь, — повернулся он к Брониславе, — некий человек по фамилии Сиракуз мог иметь отношение к вашим Сиракузовым?..
