Жадный, плохой, злой | страница 4
Душман не обратил никакого внимания на подобную ерунду. Гораздо сильнее обеспокоила его моя правая пятерня, впившаяся в его промежность с яростью клешни оголодавшего краба. Я до предела сжал пальцы, пару раз рванул все, что они сгребли, из стороны в сторону, а потом убрал руку и стал с любопытством наблюдать за превращением грозного противника в скулящее существо, норовящее бухнуться на колени.
Пришлось придать качающейся фигуре неуверенное равновесие. Это было проделано в два счета: короткий быстрый удар по почкам плюс хлесткая добавка по заросшему волосами кадыку. Душман устоял, потому что не смог решить, куда ему падать: вперед или назад. Пока он таким образом колебался на подгибающихся ногах, я направился прямиком к разжигателю нашей маленькой междуусобной войны.
– Забирай своего джинна и проваливай, – порекомендовал я, сосредоточив все свое недоброе внимание на беспорядочно заметавшихся зеркальных очках. Если они были сработаны из настоящего стекла, а не из дешевой пластмассы, то их обладатель рисковал окриветь на один глаз, как только моему правому кулаку надоело бы бесцельно болтаться над землей.
– Идиот, – прошипел мордастый заводила, позаботившись вначале о том, чтобы отгородиться от меня бирюзовым корпусом своего шикарного авто. Полуспортивная тачка, полубрюки, робкие намеки на полноценный нос и конкретные усы… Этот тип был явно каким-то недоделанным и нравился мне все меньше и меньше, особенно когда открывал свою пасть. – С тобой, придурком, просто хотели побеседовать, вот и все, – бубнил он, озираясь по сторонам. Ты сам полез на рожон, сам нарвался на неприятности. Теперь не обижайся…
– Иди сюда, – предложил я с открытой улыбкой. – Повтори все это мне на ушко тихим проникновенным голосом. Возможно, я осознаю свою вину и перевоспитаюсь.
– Перевоспитаешься! – пообещал мой щекастый собеседник, топорща скудную поросль под носиком-пуговкой. – Тебе, скотина безмозглая, рога быстро пообломают. Кровью ссать будешь! Собственными зубами плеваться!
Я пожалел, что не разбил очки, пока они еще находились в пределах досягаемости. Теперь было не до них. Душман уже успел кое-как оклематься, развернулся на сто восемьдесят градусов и направился в нашу сторону. Передвигался он валко, враскорячку, точно передразнивал походку моряка, сошедшего на берег после многодневной болтанки в море. Такой вот – присмиревший, с разбитыми губами – он импонировал мне больше, чем пару минут назад. Я бросил участливый взгляд на его нос, пытаясь определить, распух ли он после столкновения с моим лбом или таким и был задуман при сотворении.