– Кто пропал? Что ты не мог? Говори яснее!
Он мотает головой и всхлипывает. Совершенно обалдел от страха.
– Поедешь с нами.
– Зачем? – вздрагивает он.
– Ты же шел в милицию? Там и поговорим, – мрачно обещаю я, – Здесь тебя обстановка смущает.
– Не смущает… Подошли к троллейбусам… Тут они… Сашка в сторону, а мы попались. Я пытался… Но меня потащили…
– Кто? Куда?
– Я же говорил, в троллейбус. Кажется, четвертый отсюда.
– Это тебя, а Светлану?!
– Тоже, кажется. Потом кричали. Она, по-моему.
– Какой троллейбус, вспомни.
– Где-то в середине.
– Пошли, покажешь.
Тащу его за собой. Он бежит плохо, едва переставляя ноги. Здорово накачался коктейлями.
– Здесь где-то, – задыхаясь, говорит Сухоруков.
– Точно?
– Кажется, – тянет не слишком уверенно. Если ошибся, будем осматривать все машины, искать следы.
Только два троллейбуса стоят с открытыми «гармошками» дверей. Понятно, что преступники могли и закрыть их за собой. Но начнем, все же, с этих.
Луч фонарика выхватывает на полу всякий мусор: билетики, конфетные обертки, веточки, застрявшую в решетке новенькую копейку. Поленились, очевидно, подмести с вечера салон. А мне возись. Не верю, что сразу повезет. По закону подлости, если и отыщем, то в самой последней машине. Сколько раз так было.
Неожиданно замечаю матовый блеск хорошей книги под одним из сидений. Почудилось? Снова веду лучом фонаря туда. Наклоняюсь. Записная книжка на молнии. Большая, красивая. Потерял кто-то? Возьмем осторожно, чтобы эксперт потом не ворчал на меня, когда будет снимать отпечатки пальцев. Тихо потянув замочек, откроем.
Пока везет. Внутри паспорт. Новенький. Обложка без единой царапины. Раскрываю. На первой странице аккуратным почерком написано: «Горяева Светлана Игоревна».
Фотография? Это лицо я только что видел в «скорой».
Не сработал сегодня закон подлости. Иногда так бывает…
Как это можно? Как? Ее нежное тельце, мягкая кожа и вдруг страшная рана, кровь, грязь. Нет, нет здесь что-то не так, такого просто нельзя представить. У кого только поднялась рука?!.. Нож… Какой ужас!
… Почему мы так медленно едем? Кому понадобилось делать Москву такой огромной?! Пока до больницы доберешься, уже не останется сил.
Сколько раз я ей говорила, успеешь навеселиться, будь осторожна в выборе знакомых. Нет, она все хочет делать по-своему, всегда и во всем понимает больше других. То, что я прожила столько лет на свете, во внимание не принимает. И друзья у нее… Да, собственно, я и не знаю, кто у нее друзья. С матерью делиться не хочет. Дерзит. Попробовала бы я в ее возрасте так ответить матери, она бы мне такое устроила.
