— Ну, здравствуй, племяшка! — сказал он деланно бодрым голосом и раскрыл объятия.
Нике совершенно не хотелось пачкаться о противную ауру Лаврентия, но, чтобы не огорчать мать, она подошла и обняла дядю. От Трехлапкина воняло заплесневелыми сухарями и корицей. «Дикое сочетание!» — подумала Вероника, разрывая объятия.
Девочку словно обожгло искрой Неискренности. Лаврентий глядел на нее. На лице его было написано некое подобие улыбки. Ника в свою очередь одарила его улыбочкой под условным названием «Шел-бы-ты-отсюда-дядя».
— Ну, пойдемте в дом, — предложила сияющая мать.
Троица направилась в деревню.
Придя в дом, Ника уселась на обшарпанный табурет и стала смотреть, как мама носится с дорогим братцем. Вероника скосила глаза. Аура матери так и светилась Счастьем.
Лаврентия усадили за стол. Отец, сидевший за столом с газетой в руках, хо-лодно кивнул. Мать поставила перед родственником большую тарелку щей.
— Кушай, милый, ты наверняка голоден!
— Спасибо, Сонечка, очень вкусно.
С этими словами Лаврентий с кислым видом начал хлебать щи.
«И вовсе ему не вкусно!» — с презрением подумала Ника, снова скосив глаза и увидев острые шипы Отвращения.
Внезапно дядька перестал есть и поглядел на племянницу. Сообразив, что после этого последует, Ника стала искать повод уйти с кухни.
— Не спеши, племяшка, — проговорил Лаврентий противным голосом, кото-рый у него считался ласковым. — Расскажи-ка дяде стишок!
Девочка с отчаянием поглядела на мать. Та была слегка озадачена.
— Ты что, Лаврентий? — деланно веселым голосом проговорила она. — Она у нас уже большая! Как-никак четырнадцать лет в январе стукнет!
— Ничего, ничего, пускай расскажет, — сказал Лаврентий.
Ника разозлилась. В его ауре растекалось ничем не прикрытое Злорадство.
«Ну, ладно, — подумала Ника со злостью, — раз уж ты так хочешь…». Вчера вечером Ада дала ей сборник стихов Омара Хайяма, как раз на такой случай!
Ника встала на обшарпанный табурет и задела головой пыльную люстру.
— Омар Хайям! — громко объявила Ника. — Рубаи.
Я печалюсь, что жизнь протекла безотрадно.
Хлеб мой горек и сух, а дыхание смрадно.
Презираем Всевышним, придавлен грехом,
Я с одышкой тащусь прямо в ад, ну и ладно.
Рассказав такое оптимистичное стихотворение, Вероника спрыгнула с табу-ретки и оглядела взрослых. Они, вытаращив глаза, смотрели на нее.
— Н…Никуша, откуда ты знаешь стихи Омара Хайяма?! — заикаясь, спросила мама.
— А? — небрежно откликнулась дочь. — Одна здешняя девочка дала почитать. Знаешь, мамочка, мне так понравилось!
