— А у нас, капитан, полны траншеи немцев. В какой взвод ни придешь, кругом немцы.
— Что это значит? — насторожился я.
— Да ничего. — Они с Веселковым переглянулись и захохотали. — Холодно на улице, так солдаты пробрались в тот склад и понадевали немецкие шинели.
— А эти? — кивнул я в сторону посыльных, получавших кашу.
— А они, как войти сюда, в траншее раздеваются. В темноте-то ничего, а на свету вроде и неудобно в таких шинелях.
Вот, значит, почему командиры взводов так туманно отвечали, что им тепло!
— Как взойдет солнце, так мы со всех снимем, — сказал Макаров.
— И с себя в первую очередь, — подсказал Веселков. Они опять переглянулись с Макаровым и захохотали. «Черти драповые, — подумал я, глядя на них. — Никогда не унывают!»
Я вышел из блиндажа. Было тихо. На востоке начало светать, словно там в густую синеву неба подлили зеленовато-белесой краски и она теперь растекалась все шире и шире, гася собой звезды. Я долго стоял в траншее, прислушиваясь к настороженной тишине.
«Молчат, — думал я. — Молчат. Почему они молчат?..»
Где-то переговаривались солдаты:
— У нас шинели не в пример лучше. Эти вроде бы как из тряпки сделаны.
— Сейчас бы, после каши, в самый раз поспать.
— Он тебе поспит! Опять, гляди, вот-вот полезет.
— Вася, у тебя табачку на закруточку не осталось?
— А бумага есть?
Веселков и Макаров снова ушли в боевые порядки. Немного погодя выбрался из блиндажа и старшина.
— Я, командир, пойду.
— Подожди.
— Дело не ждет.
Пришел офицер-разведчик. Лицо у него было серое, усталое. Видно, он еле держится на ногах. Это был тот самый молодой человек, который уже дважды приходил к нам в овраги.
— Как там, товарищ лейтенант, можно в тыл проползти? — спросил у него старшина.
— Наши трое сейчас ползали, ничего.
— Так я пойду, командир, — решил Лисицын и закричал в блиндаж: — Дементьев, Гафуров, Киселков, Кардончик! Ты гляди, уже спать завалились!
— Спроси у наших ребят, — напутствовал его разведчик, — они покажут, где удобнее проползти.
— Вот что, лейтенант, — сказал я, проводив старшину, — пришли ко мне связного.
Мы спустились в блиндаж. Лейтенант встал возле печки, вытянул к ней руки и закрыл глаза. Было видно, как сон шатает его.
— Нет, не дело, — сказал он, тряхнув головой. — В сон клонит. Я пойду.
— Иди.
Я связался со взводами. Беспокойство все больше охватывало меня. Может, многим это покажется смешным и нелепым, но я верю в предчувствия. Это, конечно, никакое не суеверие, но, если мне становится беспокойно, это уж наверняка, что со мной скоро должно что-то случиться. Так было и на этот раз. Только я вызвал Лемешко, как вмешался Сомов и доложил, что на него движутся четыре танка и цепь пехоты. Об этом сообщили с КП Веселкова:
