— Квадрат тридцать четыре «В». Четыре танка типа «пантера» с пехотой. Батарея в боевой готовности.
Вот как они, стало быть, задумали — в лоб. Я перебросил к Сомову резервные ружья ПТР и разведчиков, охранявших тыл. С тыла немцам ко мне теперь все равно было не подобраться. Уже совсем рассвело, и меня видели оттуда, с нашей передовой.
Ударила всю ночь молчавшая артиллерия немцев. Снаряды обрушились враз. Возле блиндажа затряслась, словно в ознобе, земля. Я покосился на потолок: черт их знает, насколько прочно они построили этот блиндаж.
— «Меркурий», я — «Орел»! — крикнул я в трубку рации.
— «Меркурий» слушает.
— Квадрат тридцать четыре «В». Танки и пехота.
— Делаем.
Заговорил Кучерявенко:
— Держись, «Орел»! Даю на подмогу артдивизион. Держись!
Я схватил телефонную трубку:
— Сомов, как дела?
— Принял бой. Есть ра… — он умолк.
Вообще в телефоне сразу стало тихо. Где-то, должно быть, перебило главный провод. Я взглянул на Шубного, мы встретились с ним глазами, он понял, почему я поглядел на него, побледнел и выскочил на улицу под снаряды, как выскакивают под дождь, немного помешкав в дверях. Некоторое время спустя в трубке что-то зашуршало, и я услышал, как ругается Макаров:
— Шубный, черт бы тебя, что ты молчишь! — А узнав мой голос, торопливо сказал: — Командир, передай «катюшам»: ближе сто. Пехоту положили, танки идут.
— За танки не беспокойся! — закричал Веселков. — Это моя забота. Я их сейчас поставлю на прикол. Ты смотри: между тобой и Лемешко немцы хотят просочиться.
— Ставь, Вася, ставь на прикол!
— Гляди, Макаров, делаю!..
Я крикнул радисту:
— «Меркурий», ближе сто!
— «Меркурий», я — «Орел». Ближе сто! — крикнул радист и немного погодя, тише, в мою сторону: — Принято, товарищ капитан.
В это время дверь в блиндаж резко и бесшумно распахнулась, на пороге встало ослепительное пламя, пахнуло дымом, и уже потом раздался взрыв. Мы все повалились на пол, а когда дым рассеялся, то увидели, что вместо двери остались одни щепки, печь продырявило сразу в нескольких местах, и стало видно, как горят дрова.
