Но нет, он припомнил кое-что из того, что происходило с ним на корабле: грубые цепкие руки, жуткая боль и запах собственной плоти, прижженной каленым железом, всё это — сквозь туман болезни.
— Да чтоб я сдох! Будьте прокляты, тухлые адские яйца! — прошептал он, ощущая всю свою беспомощность.
Тяжелые стеганые одеяла душили его. Ему потребовалось собрать все свои силы, чтобы постепенно высвободить правую руку. Там, на бледной коже чернела небольшая, покрытая коркой рабская метка в виде буквы С. Он поднял руку и коснулся металлического ошейника. Он был в палец толщиной, округлый и очень гладкий на ощупь.
— Аура Иллустри! — он уронил руку и закрыл глаза, стараясь не поддаваться тошноте, подкатывавшей всякий раз, когда обрывки воспоминаний возвращались к нему.
Засада. Запах мертвечины. Ужас надвигающейся тьмы в облике драгоргоса, поглощающий его. Как такая омерзительная тварь могла появиться на земле ауренфейе? Это могло означать лишь то, что один из их нападавших был некромантом: больше никто не мог вызвать нечистых тварей.
И крик. Он точно помнил чей-то крик.
— Алек! — вот теперь он по-настоящему запаниковал и сумел поднять голову, чтобы увидеть, что ни в кровати, ни где-либо ещё в поле его зрения не было и следа другого человека.
И он звал свою сестру, а не своего тали?
Едва дыша, больной и разбитый, полный чувства вины, он упал на подушку, и слезы хлынули из его глаз.
Крик. Но кто же кричал? Это был Алек? Значит, он тоже мёртв, как и все остальные?
"Нет!" — сказал он сам себе в полном отчаянье. Нет, я знал бы. Я не забыл бы этого!
Но как ни старался, он так и не смог ни в чём увериться, так же, как и припомнить в точности все последующие события. Рабское клеймо — вот и все, что он знал точно, и это было худшей из новостей, ибо было лишь два места, где он мог теперь находиться: Пленимар или Зенгат.
И всё же, то было неслыханной дерзостью для работорговцев — очутиться в тех местах, так глубоко в Ауренене. И что они могли там делать вместе с некромантом? Он снова попытался встать, но последние силы оставили его. Однако, когда сознание уже покидало его, он вдруг всё понял, и проваливаясь в темноту пробормотал в пустоту комнаты: — Нас предали! Фория, я ещё увижу тебя мертвой!
