И тут вот как не сказать несколько слов о фронтовиках вообще, как они мне с детства запомнились. Ведь этот самый Егор Непомилуев, несколько лет проведший рядом со смертью, искренне восхищался поступком старшины, словно ничего более героического в жизни не видел. Таких, вернувшихся целыми и нецелыми, их у нас в поселке было, может, около десятка, все детство мое прошло рядом с ними, но ни одного случая в памяти, чтоб кто-нибудь похвастался или, не хвастаясь, просто пооткровенничал бы о своей фронтовой жизни. Еще удивительней, что и мы, мальцы, с упоением смотревшие фильмы про войну, большей частью фильмы «липовые», мы, все детство проигравшие «в войну», — опять же не припомню, чтоб кто-нибудь из нас обратился с вопросом: «Скажи-ка, дядя, ведь недаром…» Эти самые дяди рядом с нами сидели на лавках в клубе, вместе с нами смотрели бравые военные фильмы, фильмы про себя, в сущности, и фильмы им нравились, будто они не про ту войну… Или, возможно, была в этих фильмах некая особая, «добрая неправда», помогающая если не забыть, то хотя бы не зацикливаться душой на пережитом…
Лет через двадцать, уже сознательно не пропуская мимо себя ни одного из фронтовиков, наслушался я всякого разного про ту нашу великую и дикую войну. Рассказывали охотно, порой словно исповедуясь. Но это через двадцать лет. Тогда же, в сороковых, пришедшие с войны были так же несловоохотливы, как и те, кто в пятидесятых возвращался из других мест…
Апрельский день меж тем уже вовсю, как ему по календарю и положено, исполнял весну, насыщая воздух теплом и особыми весенними запахами. Насчет особости запахов не случайно сказано. Над самим поселком все склоны гор давно облысели. Хотя железнодорожникам и положен уголь для отопления, но на растопку все равно дерево требуется — вот и порубали березы да сосны по склонам, снег там к апрелю только в скальных щелях сохраняется, но, проникнув и туда, весеннее солнце постепенно истончает межскальные сугробы, и они даже не ручьями — просто парной мокротой сползают по склонам, и как раз по тем склонам, где разделаны вспомогательные огороды. А на огородах что? Да все тот же навоз.
— День-то какой! — говорит Лизавета, щурясь на солнце и с наслаждением вдыхая особый, весенний запах.
— Да-а… Надо же… — отвечает старшина, разглядывая Лизавету.
Лизавета не девочка, все знает о мужиковых погляделках. Говорит с притворным укором:
— Не помните вы меня, Александр Демьяныч. А ведь мы с вами и вальс танцевали, и «просо сеяли».
