— Ну слава Богу! Что с вами, вы ранены?!
— С чего ранен-то! По темноте шел, на сучок напоролся!
— А он?..
Селиванов повесил ружье, скинул куртку, вернулся к порогу, протер сапоги и подошел к ней.
— Ты обо всем этом не думай! Вон как тростинка стала. А с ним все в порядке! Договорились! Он сам по себе, мы сами по себе! Уехал в Иркутск. Вместе из тайги выходили.
— Почему же проститься не зашел? — спросила она, вся настораживаясь и бледнея.
— Говорит, дела… Кланяться велел…
Она посмотрела ему в глаза, и Селиванов съежился.
— Вы говорите неправду… Что-то случилось? Да?
Селиванов по-бабьи всплеснул руками.
— Ну чего мне, крест целовать, что ли! Говорю, все в порядке! В Иркутске, сказал, зайдет навестить!
Эта фраза была удачной, она изменила выражение ее лица, и только разбитый селивановский лоб да его глаза, не выдерживающие ее взгляда, мешали ей справиться с тревогой. Молчавший до того Иван вдруг сказал грубо:
— Ну-ка, иди привяжи собак, а то мне весь огород вытопчут!
Селиванов благодарно взглянул на него и поспешно вышел, Иван — за ним.
— О чем речь? — спросил Иван.
Селиванов замялся.
— Да был там еще один…
— Ну?..
— Чего ну! Был да сплыл… Больше нетути! — зло ответил Селиванов.
— Говори толком!
Селиванов потрогал рукой лоб, взглянул на Ивана.
— А может, тебе не все знать надо, Ваня?
— Все равно узнаю!
«Сходит на Чехардак и догадается! Дождем не пахнет… Кровь на траве… Могилы…» Он вздохнул и сказал виновато:
— Шлепнул я его!
Иван резко схватил его за грудки.
— Ты еще не нашлепался? Да?
— Не хватай! — обозлился Селиванов. — Я тоже жить хочу! Если б не я его, то он меня… Девку он хотел в свое дело взять, а я не дал! Понял?!
— Какую девку?
— Отпусти, говорю! Какую! У тебя что, двадцать девок в доме?
Иван отпустил, недоуменно уставившись под ноги. Селиванов поправил рубаху, высморкался.
— Это мне он вскользь врезал, и то чуть башку не расколотил. Тебе револьвер к морде не подставляли? А? Ну так нечего за грудки хватать! А то ишь какой справедливый! Тот тоже меня хватал, да отхватался!
Селиванов пошел в дом. Иван за ним. Их долгое отсутствие и нахмуренные лица снова насторожили Людмилу. И пока Селиванов умывался, ел, пил чай, она смотрела на него молча и выжидающе.
— Завтра в Иркутск поедем, — сказал Селиванов. Она не ответила. Ей было все равно, где быть и куда ехать.
— Нешто в городе поправишься! — пробурчал Иван.
Потом они с Иваном перекинулись фразами о том, о сем, и когда уже Селиванов совсем было успокоился, Людмила подошла к нему вплотную, так что он вынужден был подняться с табуретки, и потребовала тихо, но решительно:
